Соблазнить дьявола
Шрифт:
Англичанин совершил роковую ошибку, наклонившись к ней.
– Что… тат… татуировка? Чер… Черный… Ангел?
Глаза у него вдруг закатились, рот широко открылся, голова откинулась, стукнувшись о дверь экипажа, и он уставился на нее выпученными глазами, словно дохлый карп.
Для его безопасности она приподняла ему голову, прислонила к спинке сиденья и начала обыскивать. Кошелек. Ключи. Табакерка… серебряная, не золотая, черт возьми. Часы, цепочка, кармашек для часов. Письмо. Любовница? Враг? Проклятие, для шантажа
– Надеюсь, вам это полезно, лорд Френсис. И, без сомнения, – полезно мне.
Лежа с открытым ртом, тот всхрапнул.
– Как приятно это слышать. Полагаю, ваша красивая беременная служанка, которую вы недавно уволили, тоже будет удовлетворена.
Она бросила в ридикюль свою добычу, потом дважды стукнула в крышу экипажа и открыла дверь. Кеб замедлил движение, когда сворачивал на углу Брук-стрит, и, выпрыгнув наружу, Черный Ангел растворилась в серой тьме Мейфэра.
Маркиз Девеллин редко пребывал в таком хорошем настроении, как сейчас, поэтому всю дорогу по Риджент-стрит напевал «О, Бог, наша помощь в минувшее время…», хотя не знал слов. В таком прекрасном настроении, что вдруг приказал кучеру высадить его на углу Голден-сквер, чтобы он мог прогуляться. По его сигналу карета остановилась. Маркиз выпрыгнул из нее и замер, почти не шатаясь.
– Дождь, милорд, – предупредил кучер, глядя на него с козел.
Маркиз посмотрел себе под ноги. Да, черный тротуар блестел от воды.
– Уиттл, а шел дождь, когда мы уехали от Крокфордов? – спросил он, внятно произнося все слова, хотя был в стельку пьян.
– Нет, сэр. Только густой туман.
– Ладно. – Девеллин надвинул поглубже шляпу. – Все равно прекрасный вечер для прогулки. Свежий воздух немного протрезвит меня.
– Но сейчас утро, милорд. Почти шесть часов.
– Неужели? Разве я не собирался обедать вечером с мисс Ледерли?
Уиттл сочувственно глядел на хозяина.
– Это было прошлым вечером, сэр. А потом вы собирались ехать в театр. Но вы не…
Девеллин провел рукой по лицу, чувствуя отросшую щетину.
– Понимаю, – наконец сказал он. – Не сумел выехать, когда нужно?
Кучер кивнул:
– Да, милорд.
– Я напился? Играл в кости?
Лицо Уиттла оставалось бесстрастным.
– Думаю, тут была замешана дама, сэр.
Дама? Конечно. Теперь он вспомнил. Пышногрудая, восхитительная блондинка. И определенно не леди. Интересно, хороша ли она была? Вернее, хорош ли был он? Возможно, и нет. Да и какая, к дьяволу, разница? Но театр? Господи, на этот раз Камелия наверняка задумала убить его.
– Ладно, я пройдусь до Бедфорд-плейс. Не хочу иметь свидетелей моего унижения. А ты возвращайся на Дьюк-стрит.
– Возьмите с собой трость, милорд, – посоветовал кучер. – В Сохо полно разбойников.
Девеллин широко ухмыльнулся.
– Только разбойников? Беспокоишься насчет Дьявола с Дьюк-стрит? Ты правда считаешь, что он посмеет?
Уиттл криво усмехнулся.
– Нет, если бы увидел ваше лицо, сэр. К несчастью, они предпочитают нападать сзади.
– Ну что ж, давай мне трость, – засмеялся Девеллин, протягивая руку.
Карета покатила дальше, а маркиз подбросил трость в воздух и сумел поймать ее прежде, чем она упала на землю. Не так уж он и пьян. Мысль весьма ободрила Девеллина, и он двинулся по тротуару, выстукивая тростью ритм своего гимна:
«О, Бог, наша помощь в минувшее время, Наша надежда грядущих лет! Наша защита от де-да-дим, И наша да-де-да-дим!»
Ему не встретилось ни одного разбойника во время его короткой прогулки от Сохо до Блумсбери. Возможно, из-за ужасающего пения. Возможно, потому, что маркиз был высок, широк в плечах, и это отбивало всякую охоту с ним связываться. Таких, он слышал, называют «громадинами». Ему плевать, как его называют. В любом случае трость ему не понадобилась. Но обстановка круто изменилась, когда он вошел в собственный дом, все еще напевая:
И тысяча лет в Твоем понимании, словно один промелькнувший вечер! Короткий, будто…
– Ах ты, ублюдок! Ей-богу, сейчас я отплачу тебе за промелькнувший вечер!
В воздухе просвистела тарелка. Девеллин пригнулся. Фарфор ударился о карниз, ему на голову посыпались осколки.
– Кэмми?
Его любовница выступила из тени, размахивая каминными щипцами.
– Я тебе не Кэмми, свинья!
Она метнула в него статуэтку мейсенского фарфора. Маркиз уклонился.
– Положи щипцы, Камелия, – сказал он, держа наготове трость, словно мог отразить следующий летящий предмет. – Положи, я тебе говорю.
– Убирайся туда, откуда явился! – крикнула она. – Чтоб тебе сгореть в аду, неотесанный ублюдок!
– Камелия, ты опять показываешь свой ограниченный словарный запас, – укорил ее Девеллин. – Я только вошел, а ты уже дважды объявила меня незаконнорожденным. Лучше налей-ка нам бренди, моя дорогая. Мы сейчас это уладим.
– Ты это не уладишь, – сказала она, размахивая щипцами. – Потому что я собираюсь засунуть их тебе в задницу, Девеллин.
Маркиз содрогнулся.
– Кэмми, что бы я ни сделал, мне очень жаль. Завтра я куплю тебе ожерелье, клянусь.
Он лишь на секунду отвернулся, чтобы положить трость и шляпу. Весьма опрометчиво. Ибо, швырнув ему в голову свое орудие, Камелия бросилась на него, словно бешеный терьер, истребляющий крыс.
– Ублюдок! – вопила она, молотя его кулаком по голове. – Свинья! Свинья! Тупая свинья!
На это представление взирали из коридора слуги. Девеллин развернулся, пытаясь схватить ее, но Камелия обхватила его одной рукой за шею и старалась задушить.