Соблазнительное предложение
Шрифт:
– Болит щиколотка?
– Я ее подвернула, – объяснила она, улыбнувшись. – Мне вообще не разрешили ходить.
– Поскольку в студии больше никого нет, вы можете побыть здесь, если хотите, – предложила Ханна. – Может быть, вы покажете друзьям свои рисунки, друг Бертрам?
Бертрам потупился, застенчиво переступил с ноги на ногу, и уши его покраснели.
– Ой.
Сердце Эммы размякло от этой внезапной робости.
– Я с удовольствием посмотрю их, – сказала она.
Люк
– И я тоже, Берт.
Бертрам поднял голову, все еще глядя на них нерешительно.
– Прекрасно, – твердо сказала Ханна. – А я должна идти к остальным посетителям. Если вам что-нибудь потребуется, не стесняйтесь, зовите нас. Друг Бертрам, не обижайте гостей.
– Спасибо, друг Ханна, – отозвался Люк.
Ханна выскользнула из комнаты, дверь за ней со щелчком закрылась.
– Ну надо же, какая комната, Берт! – Люк оглядывался, словно под впечатлением. – Я и не знал, что ты художник.
– Я люблю рисовать. – Бертрам широко повел рукой, будто держал в ней кисть и наносил ею щедрый мазок.
– Вы покажете нам свои рисунки? – попросила Эмма.
Он повернулся, и Люк, поддерживая Эмму, повел ее следом за братом к мольберту, у которого тот стоял, когда к нему пришли посетители. Бертрам обошел мольберт кругом и остановился, нахмурившись.
Люк с Эммой подошли к нему.
– Что ж, – сказал Люк.
– Это прелестно! – воскликнула Эмма.
– Цветы, – застенчиво произнес Бертрам.
И в самом деле, на картине были написаны желтые нарциссы на зеленом лугу, а над ними синее небо. Это была яркая, веселая, радостная работа, и к тому же очень неплохая. Эмма никак не могла ожидать ничего подобного от слабоумного.
– Красивые желтые цветы. И оранжевые. Смешал красный с желтым, вот так. – И Бертрам пустился в описание оттенков, использованных им в картине, причем говорил так быстро, что слова сливались, да еще и показывал им горшочки с разноцветными красками. Эмма просто не успевала за ним и не понимала и половины сказанного.
– Что ж, – сказал наконец Люк. В его голосе звучало восхищение. Он хлопнул Бертрама по плечу, – ты, брат, и в самом деле талантливый художник. А еще картины у тебя есть? Покажешь нам?
Бертрам счастливо посмотрел на него и торопливо направился к дальней стене, где на полу лежали стопкой холсты. Опустившись на колени, он начал раскладывать картины на заляпанных краской половицах.
– Все мои, мои рисунки, – приговаривал он, затем поднял голову и просиял улыбкой.
Увидев кучу холстов, Люк вскинул брови и пробормотал Эмме:
– Тут нет стульев. Ты сможешь сесть на пол?
– Наверное.
Он помог ей опуститься на пол и сел рядом.
Бертрам протягивал им холсты, а Люк поднимал их, чтобы рассмотреть.
Там было много садовых пейзажей – яркие цветы, деревья, солнечный свет. Все написаны дерзкими, уверенными, мощными мазками. Рисунки строений. Амбар, дом в Бордсли-Грин, который выглядел веселым и гостеприимным, а не мрачным и зловещим. Эмма просто смотрела на эти радостные картины, и ее охватывало странное ощущение благополучия.
А потом Люк поднял рисунок еще одного дома, очень красивого – величественного, с фасадом красного кирпича и колоннадой. Люк рассматривал его, стиснув зубы. Наконец посмотрел на Эмму.
– Загородный дом Стэнли.
И тут она поняла, какие родственные отношения связывают его и Бертрама. Бертрам не был Хокинзом – он был еще одним никому не нужным, заброшенным сыном лорда Стэнли. Именно поэтому Люк и не навещал его до прошлого августа – он только в августе узнал, что Стэнли его настоящий отец. Должно быть, тогда же он узнал и про Бертрама.
– Мамин дом, – поправил Люка Бертрам. – А вон там малышка Джорджи. – И показал на одно из маленьких окошек.
– Джорджина, – негромко объяснил Люк. – Наша сестра.
Эмма кивнула. Говорить она не могла, горло перехватило.
Бертрам порылся в своих рисунках и вытащил еще один, совсем небольшой. На нем был изображен красивый белокурый младенец с голубыми глазами, который лежал на одеяле, вскинув вверх крепкий кулачок. Бертрам протянул рисунок Эмме.
– Джорджи, – сказал он, показывая на младенца.
– Она прелестна, – пробормотала Эмма.
Люк самодовольно усмехнулся, но тут же спохватился и взял следующий рисунок.
– А это что?
Эмма смотрела, как он перебирает оставшиеся рисунки, и поражалась непринужденности между братьями. Она не могла не заметить, насколько проще и естественнее Люк ведет себя с Бертрамом, чем с герцогом Трентом.
Герцог – сводный брат Люка по матери, Бертрам – сводный брат по отцу. Люк и Трент росли вместе, а с Бертрамом он познакомился только в прошлом августе.
До чего интересно видеть, как некоторые узы кажутся абсолютно естественными, а другие куются потом и кровью, и даже в этом случае нет никаких гарантий, что они выдержат проверку временем.
Они провели с Бертрамом несколько часов, разговаривали и смеялись. Поделились с ним ленчем, который привезли с собой. Бертрам ужасно хотел показать своей гостье сады за домом, так что Люк помог ей спуститься по лестнице и усадил там на скамейку, а Бертрам украсил ее волосы маленькими розовыми цветочками.