Соблазны бытия
Шрифт:
– Какой ужас! – пробормотала Иззи, с неприязнью думая о Джоани Морелл.
Высокомерная, грубая женщина, а Майк и Ник перед ней рассыпаются в любезностях. И так постоянно. Часто на встречи в «Кливленд и Маршалл», где обсуждались насущные дела книготорговли, Иззи сопровождал кто-то из мальчиков. С каждым из них Джоани обращалась как со слугой. Швыряла пальто, которое Майк или Ник послушно нес на вешалку. Нетерпеливо постукивала длинными красными ногтями по столу, ожидая, когда ей выдвинут стул. Мальчики приносили ей напитки и сэндвичи, вызывали такси, за которое она нередко забывала платить. Иззи решительно не понимала,
Ник с Майклом выглядели сейчас такими пришибленными и потерянными, что Иззи стало жаль их. Для нее они были такой же семьей, как отец и Барти. Иззи не могла бросить их в беде.
– Вот что, – сказала она. – На ланч в кондитерской мне хватит. И сейчас мы пойдем туда. Я требую, чтоб вы пошли со мной. Идемте к Кацу.
Мальчики переглянулись и не стали возражать.
Закусочная Каца находилась в самом начале Второй авеню и славилась громадными сэндвичами с копченой говядиной. Ник часто шутил, что таким сэндвичем можно и прибить кого-нибудь. Троица пришла к Кацу в половине двенадцатого. Даже по нью-йоркским меркам для ланча рановато. Они взяли по сэндвичу с говядиной и ржаным хлебом и по большой чашке кофе и уселись в дальнем конце зала, мрачно поглядывая на стены, отделанные белыми глазурованными плитками. Можно подумать, что на одной из них было написано решение их проблемы.
– Одолела, – сказала Иззи, дожевывая последний кусок своего сэндвича.
– Я тоже, – сказал Ник. – Леди Изабелла, не возражаешь, если я возьму себе еще один?
– Ни капельки. Это просто чудо, что в тебя поместится второй сэндвич. А мне возьми кусочек яблочного пирога.
– Кусочка у них не найдется. Только кусище. Это же Кац, – ответил Ник.
Ник расправился со вторым сэндвичем и взялся за кофе.
– Похоже, мы достигли конца пути. Мы вынуждены проститься с тобой.
– Нет! – чуть не плача, воскликнула Иззи. – Вы не можете меня уволить.
– Мы тебя не увольняем, а отпускаем на свободу. Ты легко найдешь себе другую работу. С твоим образованием и опытом, который получила у нас…
– Я никуда не уйду, – упрямо возразила Иззи. – Вы не можете меня прогнать. Вам одним не справиться с работой. У меня столько недоделанных текстов и…
– Дорогая, нам нечем тебе платить.
– Ну и что? Поработаю у вас бесплатно… пока деньги не появятся.
Они долго молча смотрели на Иззи.
– Иззи, – наконец сказал Майк, – мы всегда знали, что ты классная девушка.
В тот же вечер Иззи пригласила Барти на ужин. Позвонив ей, Иззи удивилась, с какой готовностью та согласилась, поскольку ожидала услышать обычное: «Сегодня я очень занята» или «Давай отложим до моего ближайшего свободного вечера». Казалось, Барти ждала ее звонка и очень обрадовалась, поскольку дома все равно никого не будет. Чарли с девочками собирались в кино.
– А тебе не хочется пойти вместе с ними?
– На последнюю эпопею Сесила де Милля? Нет уж, уволь. Мне столько не высидеть.
– Они пойдут на «Десять заповедей»? Барти, я просто мечтаю увидеть этот фильм.
– Так в чем дело? Иди вместе с ними!
Ей показалось или Барти говорила с раздражением?
– Я не пойду с ними. Я хочу увидеться с тобой. Найдем место около твоей работы или отправимся в Чайна-таун?
– Пожалуй, в Чайна-таун. На
Увидев Барти, Иззи едва не вскрикнула. Перед ней стояла изможденная, исхудавшая женщина, с погасшими глазами и бесцветным лицом. Неужели такой ее сделали несколько недель семейной жизни? Бесцветными стали не только ее лицо, глаза и волосы, но и слова и жесты.
Не выдержав, Иззи взяла ее за руку:
– У тебя что-то случилось? Или заболела? Я тебя еще такой не видела.
– Со мной все в порядке, – улыбнулась Барти.
– По тебе не скажешь, что ты счастлива.
– Я счастлива. Вполне. Иззи, давай не будем тратить время на разговоры о моей персоне. Мы с тобой так давно не виделись. Хочу услышать новости о твоей работе. Как мальчики?
– Не в самом лучшем виде.
– А что случилось? Расскажи.
Иззи рассказывала. Барти внимательно слушала. В ее глазах появился блеск. Она с большой ловкостью управлялась с палочками для еды.
– Давай закажем китайские сливы, – вдруг предложила Барти. – Я все еще голодна и не понимаю почему… Теперь насчет вашего агентства. У меня появилась идея…
Селия думала, что уже испытала все удары судьбы и никакое известие не способно сильно выбить ее из колеи. Но после услышанного от Джайлза все прежние огорчения, страхи и потери показались ей раздутыми подростковыми эмоциями. Неужели Кит, ее любимый Кит, не только самый любимый из детей, но и главный человек в ее жизни… неужели он способен быть настолько жестоким? Неужели он окончательно повернулся к ней спиной, сообщив о своей помолвке кому угодно, только не ей, своей матери? Или он нарочно хотел ударить ее побольнее, зная, что ей все равно передадут? И теперь Кит планировал свадьбу, планировал новую жизнь, в которой ей не было места. Какая немыслимая жестокость! У Селии перехватило горло и сжало живот. Она боялась откашляться, чувствуя, что ее начнет тошнить.
В первый день, узнав о помолвке, она вернулась домой и заперлась у себя в комнате, совершенно разбитая. У нее болел каждый уголок тела, а кожа пылала как в лихорадке. Селия лежала в постели, смотрела в потолок и пыталась отыскать в поведении Кита хоть какой-то смысл, найти хоть какую-то оправдательную причину. Поначалу глаза ее оставались сухими. Потом она заплакала и не могла остановиться. Вместе со слезами из нее выходила душевная боль, смятение и злость. Она ведь так любила Кита. С самого дня своего появления на свет он стал центром ее жизни… И вот теперь он вырвал себя из ее сердца. Он с немыслимой, необъяснимой жестокостью отверг ее. Ночью Селия заново переживала все годы его жизни. Радость его рождения, удивительное детство, многообещающую юность, короткую, но тоже удивительную карьеру военного летчика и то ужасное падение в мир вечной ночи, в слепоту и отчаяние. Она вспоминала, как Кит постепенно учился жить в новом состоянии, как убедился, что и ему доступно счастье и успех. Не то что дня – часа не проходило, чтобы Селия не думала о нем, не тревожилась за него и мысленно не посылала ему любовь. А он повернулся к ней спиной, безжалостно выкорчевал ее из своей жизни. Он обрубил все нити, заслонился от нее как от злейшего врага. Это было равнозначно его смерти. Нет, пожалуй, это было даже хуже смерти. Смерть переносится легче.