Соблазны бытия
Шрифт:
– Но Дженна… В ней есть что-то особое. Я хотел бы и дальше оставаться ее другом. Только боюсь, она понабралась этих… богатых привычек и манер.
– Сомневаюсь, – возразил Билли. – Очень сомневаюсь. Не забывай: Дженна из породы Миллеров. С ног до головы. От Литтонов в ней нет ничего. В день, когда она узнала о гибели матери, ты ей очень помог. Этого она никогда не забудет.
– Она не только из породы Миллеров. Там еще примешались и Эллиотты.
– Да. Но считай, что Барти заново родилась в Дженне. Пусть они внешне и не похожи, зато во всем остальном… Честное слово, Дженна думает, как мать, и говорит,
– Интересно, каким был отец Дженны, – произнес Джо, закрепляя на вымени двух коров доильные аппараты.
– Знаю только, что Барти сильно его любила. Выходит, заслуживал. А большего мы не узнаем.
– Мне достаточно и этого, – сказал Джо.
Роль Джайлза в мемориальной службе была скромной. Он открывал церемонию чтением 102-го псалма. Псалом он выбрал сам. Во-первых, Джайлз очень любил этот псалом за красоту языка. А во-вторых, тот как нельзя лучше соотносился с его матерью и соответствовал торжеству. Однако Джайлз сознавал, что его голос не имел музыкальности, а сам он отнюдь не был харизматичной личностью. По сравнению с Себастьяном Бруком, Дженной Эллиотт и даже маленьким Рупертом Литтоном его выступление, как всегда, будет тусклым и унылым. Утреннюю репетицию в церкви решили устраивать без музыки. Подобно Дженне, Джайлз испытывал перед репетицией почти такой же страх, как и перед самой службой.
Лукас проснулся с раскалывающейся головой. Чертово похмелье. Ну и идиот он был вчера! Надо же так набраться. Это его бренди доконал. Вкус, конечно, потрясающий, но… Лукас со стоном повернулся на другой бок, обхватив голову руками. Боль была пульсирующей, и вместе с ее волнами набегали воспоминания о вчерашнем вечере.
Лукас вторично себя отругал – теперь уже за то, что проболтался о дневниках. Непростительная глупость. Оставалось лишь надеяться на порядочность собравшихся. Как-никак они все в той или иной степени принадлежали к семье. Вряд ли кто-нибудь из узнавших про дневники сегодня помчится на Флит-стрит и продаст новость той газете, которая предложит наивысшую цену. Лукас вспомнил, как вчера всех взбудоражила ценность дневников. Ну что там может быть особо ценного? Какие-то подробности давнишних любовных историй? И кому они интересны сейчас? Правильно говорит Нони: они не кинозвезды…
Черт, ну до чего же ему паршиво. Надо пойти поискать алка-зельцер и проветрить голову. Это еще хорошо, что служба не с утра. Интересно, каково сегодня Нони? Сестренка вчера сильно тяпнула. А малышка Кэти – та вообще хлестала, как лошадь.
Вспомнив про Кэти, Лукас поморщился. Из всех, кто узнал вчера про дневники, эта пронырливая девчонка вызывала у него наибольшее недоверие. Впрочем, какое ей дело до чужих дневников? У нее лишь флирт на уме.
И чего он так волнуется? И чего старшие так волнуются?..
Лукас вылез из постели и, морщась от боли, отправился искать лекарство.
Чарли сидел в одной из гостиных и читал «Таймс», когда туда заглянула Кэти.
– Привет, дорогая. Хорошо спалось?
– Отлично. А тебе?
– И мне тоже. Я бы не прочь подышать свежим воздухом. Не хочешь прогуляться со своим старым папочкой?
– Хочу. Только надену пальто. На улице холодно. Долго
– Мы немного погуляем и вернемся.
Чарли улыбнулся дочери. Кэти выглядела свежей и прекрасно выспавшейся. Наверное, вчера ему только показалось, что она налегала на выпивку. Просто у него обостренная реакция. Ничего удивительного.
Они шли вдоль набережной. Кэти крепко держала отца за руку. Было очень холодно, холодно и сумрачно. Над Темзой висел густой туман. Он приглушал утренние звуки города. Лишь крики чаек, проносящихся над головой, не утратили пронзительности. Машины двигались медленно, с включенными фарами. Чарли вспомнились слова песни: «Был в Лондоне туманный день». Он так и представлял себе Лондон в ноябре.
– Я вчера лег довольно рано. Вы еще веселились? – спросил он дочь.
– Мы устроили танцы. Нони принесла пластинки. Было так здорово. А потом явилась Адель и отругала нас. «Весь дом ходуном ходит! Вы что, забыли, какой завтра день?» Ну и зануда эта Адель!
– Кэти!
– Я же не одна танцевала. А потом… – Кэти обернулась через плечо, словно боялась, что кто-то может услышать их разговор.
– И что было потом? Вы начали рассказывать страшные истории? Или читали детективный роман?
– Почти угадал. Пап, ты умеешь хранить тайны?
– С самого детства. Мне их всегда доверяли. Обещаю, что никому не скажу.
– О’кей. – Кэти на всякий случай снова обернулась, потом сказала: – В доме случайно нашли дневники Селии. Она вела их много лет.
Все отправились на репетицию. Чарли вежливо отклонил приглашение, сказав, что хочет насладиться мемориальной службой во всем ее великолепии.
– Но если тебе нужна моя поддержка, я пойду, – сказал он Дженне.
Дженна покачала головой:
– Сейчас я чувствую себя намного увереннее. Утром ты замечательно поддержал меня.
– Как же я мог не поддержать мою девочку?
Проводив всех, Чарли вернулся в гостиную и снова развернул «Таймс». Он выжидал. Убедившись, что миссис Хардвик и ее помощница пошли убирать в комнатах верхних этажей, Чарли осторожно открыл дверь, ведущую в подвал, и стал спускаться по пыльным ступенькам.
Так. Вроде нашел. Кэти говорила, что сейф находится за кукольным домом. Где же этот кукольный дом? Ага, наверное, вот там, под мешковиной. Совершенно верно. Вот и вчерашние следы на полу, когда кукольный дом сдвигали.
Главное, осторожность. Не наделать свежих следов. Лучше идти след в след… Кажется, здесь. Хорошо, что у них в подвале есть свет… Ну и богачи эти Литтоны! Столько вина. И какого вина! Тут бутылок на многие тысячи. Вчера они пили прекрасное вино. Этот дурень Эллиотт разбирается в винах. Захотел блеснуть своими знаниями. Хлыщ. Наверное, решил перед Аделью покрасоваться. А Адель – женщина приятная. Чарли она очень и очень понравилась…
Что же касалось Бруера, с его дрожащими подбородками и красным лицом, которое делалось лишь краснее… таких боровов вообще нельзя пускать в приличное общество. Правда, Барти о нем очень хорошо отзывалась. Рассказывала, что, когда она впервые приехала в Нью-Йорк, этот Кайл очень по-доброму к ней отнесся. Наверное, она не слишком в нем разобралась…