Соблазны бытия
Шрифт:
Она залпом осушила рюмку и потянулась за новой порцией.
– Придется немного обождать, – сказал ей Майк. – Эта бутылка пуста. Я схожу за новой.
– А я бы рекомендовал вам, Паркер, попробовать бренди, – предложил Лукас. – Фантастический напиток.
– Спасибо. Я, с вашего позволения, налью себе «Крюга».
– Я тоже хочу шампанского, – заявила Кэти.
– Кэти, – выразительно произнесла Дженна.
– Чего тебе? – сердито спросила та.
– Ничего. Извини.
– Ну, что будем делать дальше? – спросила Кэти. – Танцевать нельзя. Может, поиграем в шарады?
– Я не буду, –
– Что означает ПББ? – поинтересовался Ник.
– Прабабушка, – ответила Нони. – Леди Бекенхем. Бабушкина мама.
– У тебя когда-нибудь возникало ощущение, что ты проходишь сквозь зеркало? – вдруг спросил у Майка Ник.
Все замолчали.
– Может, хоть кто-то знает, из-за каких дневников сегодня поднялась вся эта суета? – задала вопрос Кэти.
«Лукас наговорил много лишнего», – думала Нони, лежа в постели. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы комната перестала кружиться. «Ну и болтливый же у меня братец! Если бы он столько не выпил. Если бы мы все столько не выпили…»
Да, как глупо все получилось. Лукас начал. Желая его остановить, Нони выболтала еще немного. Тогда Лукас заявил, что она не знает, о чем говорит, а он собственными ушами слышал телефонный разговор, из которого узнал о том, что обнаружились дневники Селии, полные всевозможных семейных тайн. Несколько дневников лежали здесь, в подвале, а остальные – в сейфе бабушкиного кабинета на работе. Джайлз их нашел уже давно и очень боялся, как бы они не попали в чужие руки.
– А если бы попали? – с неподдельным интересом спросила Кэти.
– Ты не понимаешь, – попыталась объяснить ей Нони. – Мы известная семья. Все слышали про мою бабушку, Себастьяна и Кита. И про всякие необыкновенные приключения, которые с нами происходили. Например, мама вывезла нас с братом из оккупированной Франции на краденом автомобиле.
– Автомобиль не был краденым.
– Ну все равно это был не ее автомобиль. А нашего отца застрелили нацисты. В дневниках про это написано. И как Барти удочерили.
– Барти никто никогда не удочерял, – сказала Иззи.
Это были ее единственные слова. Она становилась все тише и тише и все крепче цеплялась за руку Ника.
– Ну хорошо, не удочеряли. Но забрали из родительской семьи. Это ей пошло на пользу. Сами знаете, какая у нее потом была успешная карьера. Она владела двумя частями «Литтонс».
– Мама вернула англичанам их акции, – вставила Дженна, чувствуя необходимость вмешаться.
– Разумеется.
Потом они все долго молчали, не зная, о чем больше говорить.
– Ребята, я думаю, нам пора, – сказала Иззи. – Хозяевам тоже нужно отдохнуть.
– Прекрасный был вечер, – подхватил Ник. – Просто замечательный. Поскольку вашей мамы здесь нет, мы ее поблагодарим… в лице ее детей. Нони, Лукас, вы не возражаете?
– Ничуть, – ответил Лукас и запоздало, словно спохватившись, добавил: – Вы только, пожалуйста, никому не рассказывайте про дневники. Хорошо? Это ведь… очень личное.
– Мы никому не расскажем, – пообещал Ник.
– Ни в коем случае, – присоединился Майк.
Дженна лишь молча покачала головой. Она была явно шокирована услышанным. Лукас вопросительно
– Я никому не скажу.
Глава 46
Кейр проснулся очень рано. Он лежал, глядя на утренний сумрак за окном и набираясь мужества. Он все-таки решил пойти на мемориальную службу. Чем больше он думал о своем отказе, тем трусливее ему виделось свое решение. Никаких серьезных причин у него не было. Он что, боится увидеть Литтонов? Но ведь, в конце концов, он сам покинул издательство. Его никто не увольнял. Скорее наоборот. Ему нечего и некого стыдиться. Он не изменял Элспет. Это она наставила ему рога. Конечно, тогда, в Бирмингеме, с учительницей из школы, где он работал… Это была просто глупость, а Селия очень ловко воспользовалась его щекотливым положением в интересах своей внучки. Но Селия умела хранить тайны, и история его бирмингемской измены умерла вместе с ней. А если он сегодня не придет на мемориальную службу, то лишь распишется в своих дурных манерах и неблагодарности. Об этом поговорят и забудут, но его самого будет грызть чувство вины.
Кейру до сих пор было стыдно за тот грубый разговор с Себастьяном по телефону. Несколько раз он начинал писать извинительное письмо, но потом самолюбие брало в нем верх. Он рвал написанное, напоминая себе, что не он, а Себастьян повесил трубку. Правда, в глубине души такой довод казался ему шатким.
Просто в его нынешнем паршивом состоянии, когда он остался практически один, когда он знал, что Элспет больше его не любит, ему меньше всего хотелось видеть Себастьяна. Себастьян давно сросся с Литтонами и считался членом семьи. Маститый писатель был и частью их издательства. Что бы он ни сказал Кейру, впоследствии это могло бы быть превратно истолковано, возможно, чтобы попытаться манипулировать Кейром.
Точно так же он мог бы ограничиться кратким письмом с извинениями и не пойти на службу. Однако каждый день, приближавший его к десятому ноября, делал это все более невозможным. Сегодня, захваченный общим настроем дня, Кейр почувствовал в себе силы пойти. И очень хорошо, что Себастьяну там будет не до него.
Хорошо, что в порыве злости он не разорвал карточку с приглашением. Если оно существует, то как его могут не пустить? Когда соберутся все Литтоны, он ретируется в задние ряды. Возможно, они его даже не заметят. А после службы им тем более будет не до него. Даже Элспет. Вот тогда он разыщет Себастьяна, извинится за грубость и с чистой совестью покинет их всех. Покинет, чтобы продолжить свое никчемное существование, одинокий и никому не нужный.
Может, стоит купить новый галстук?
Первой мыслью проснувшейся Венеции были дневники. Спала она плохо. Ей снились кошмары. Она плакала во сне, и Бой, обеспокоенный состоянием жены, дважды ее будил, чтобы вырвать из кошмаров. Но слезы не исчезали, а голова тут же наполнялась тревожными мыслями.
– Как нам теперь быть? – спросила она, лежа в объятиях мужа, пытавшегося ее утешить.
– Сжечь дневники, и поскорее, – ответил Бой. – Они очень опасны. У каждого, кто может ими завладеть, возникнет дьявольское искушение предать их гласности.