Собор Святой Марии

Фальконес Ильденфонсо

— Как тебя зовут?

— Арнау.

— Ладно, Арнау, я не знаю, будет ли это самый лучший храм в мире, — воодушевляясь, начал мастер, так что паренек сразу забыл о своей ноге и повернулся лицом к Беренгеру. — Но в одном я могу тебя уверить: он будет уникальным, а уникальный — это не самый лучший и не самый худший. Он — неповторимый. — Взгляд Беренгера де Монтагута скользил по строительной площадке. — Ты слышал о Франции или Ломбардии, о Генуе, Пизе, Флоренции?.. — Арнау кивнул; как он мог не слышать о врагах его страны? — Так вот, там везде тоже строят церкви. Есть великолепные соборы, грандиозные, украшенные декоративными элементами. Графы этих городов хотят, чтобы их церкви были самыми большими и самыми красивыми в мире.

— А разве мы не хотим того же? — Арнау пожал плечами.

— И да, и нет. —

Беренгер де Монтагут снова повернулся к нему с улыбкой. — Посмотрим, сможешь ли ты понять меня. Мы мечтаем о том, чтобы это был самый лучший храм в истории, но мы хотим достичь этого, применяя другие способы, отличные от тех, которые используют остальные. Мы хотим, чтобы дом покровительницы моря был домом всех каталонцев и в чем-то походил на те дома, в которых живут верующие в нее люди. Этот храм задуман и будет построен в том же духе, который нас сделал такими, как мы есть. Речь идет о том, что все мы любим: море, свет, воздух. Ты меня понимаешь?

Арнау подумал несколько секунд и покачал головой.

— По меньшей мере ты искренен, — засмеялся Беренгер. — Графы совершают поступки во славу собственную; мы их совершаем для нас самих. Я видел, как иногда, вместо того чтобы нести груз на спине, вы привязываете его к жердям и переносите, разбившись на пары.

— Да, когда он слишком тяжелый, чтобы нести его на спине.

— Что произойдет, если мы удвоим длину палки?

— Она сломается.

— То же самое бывает и с церквями графов… Нет, я не хочу сказать, что они разрушатся, — добавил Беренгер, увидев недоумение мальчика. — Но если им хочется, чтобы церкви были высокими и узкими, они вынуждены делать их очень тесными. Высокими, узкими и тесными, понимаешь? — На этот раз Арнау кивнул утвердительно. — Наш храм станет полной противоположностью; он не будет таким узким и высоким, но будет очень широким, чтобы перед Святой Девой поместились все каталонцы. Однажды, когда закончится строительство, ты в этом убедишься: пространство будет общим для всех верующих, независимо от их социального положения, а единственным украшением станет свет, свет Средиземноморья. Мы не нуждаемся в украшениях: только простор и свет, который проникнет сюда сверху. — Беренгер де Монтагут показал на апсиду и опустил руку до пола. Арнау следил за его движениями. — Эта церковь строится для людей, а не для вящей славы какого-нибудь графа.

— Мастер… — К ним подошел один из помощников, чтобы доложить о том, что веревки и столбы уже приведены в порядок.

— Теперь ты это понимаешь? — спросил Беренгер, обращаясь к Арнау. — Она будет для людей!

— Да, господин.

— Твои камни — это золото для церкви, помни это, — добавил де Монтагут, поднимаясь. — Тебе больно?

Арнау уже не обращал внимания на лодыжку и отрицательно покачал головой.

В то утро Арнау, отпущенный бастайшами сработы, вернулся домой пораньше. Он быстро убрал в часовне, снял нагар со свечей, заменил отгоревшие и после короткой молитвы попрощался со Святой Девой. Отец Альберт увидел, как он почти бегом выходил из церкви Святой Марии. Точно так же он торопливо входил в дом Пэрэ.

— Что случилось? — спросила его старушка. — Почему ты пришел так рано?

Арнау осмотрел комнату. Они были здесь, мать и дочери. Они сидели за столом и шили. Все трое посмотрели на него.

— Арнау, — повторила Мариона, — что случилось?

Парнишка почувствовал, что краснеет, и растерялся.

— Нет… — Господи! Он не придумал никакого оправдания! Как можно быть таким глупцом? Женщины смотрели на него, а он, запыхавшийся, стоял возле двери и не находил слов для объяснения. — Нет… — повторил Арнау, — просто сегодня я… я закончил раньше.

Мариона улыбнулась и перевела взгляд на девочек. Эулалия, их мать, тоже не смогла спрятать улыбку.

— Раз ты уже освободился, — сказала Мариона, — пойди принеси мне воды.

«Как они смотрели на меня!» — думал Арнау. Он шел к фонтану, весело размахивая ведром и размышляя о новых постояльцах. Может, ему хотели что-то сказать? Ну да, конечно.

Однако ему так и не представилась возможность убедиться в этом. Когда не было Эулалии, взгляд Арнау натыкался на потемневшие зубы Гасто, те немногие, что у него остались, а когда глава семейства отсутствовал дома,

девочек охранял Симо. В течение нескольких дней Арнау приходилось довольствоваться редкими взглядами, которые украдкой бросали на него дочери дубильщика. Иногда ему удавалось рассмотреть сестер, их тонко очерченные лица с выступающими скулами, прямым классическим носом и белыми зубами, выстроенными в ряд, и, конечно, невероятно красивыми карими глазами. Иногда, когда солнце заглядывало в дом Пэрэ, Арнау почти мог дотронуться до голубоватого отражения их длинных шелковистых волос, черных, как агат. А еще реже, когда он чувствовал, что на него никто не смотрит, Арнау позволял своему взгляду опускаться ниже шеи старшей сестры, Аледис, — там, где сквозь рубашку, сшитую из грубого полотна, можно было различить груди. Чувствуя, как по телу начинают бегать мурашки, он — если никто не следил — продолжал скользить взглядом, наслаждаясь плавными линиями девичьей фигурки.

Гасто Сегура потерял во время голода все, что у него было, и его характер изменился не в лучшую сторону. Этот человек стал угрюмым и безмерно ожесточился. Его сын Симо работал с ним подмастерьем, а две дочери, которых он не мог обеспечить приданым и найти им достойных мужей, вызывали у него величайшую озабоченность.

Конечно, красота девочек была многообещающей, и Гасто верил, что они найдут себе хорошую пару, а значит, ему не придется больше кормить два лишних рта.

Больше всего этот человек беспокоился о том, чтобы дочери сохранили невинность. Ни у кого в Барселоне не должно зародиться ни малейшего сомнения насчет их невинности. Только таким образом, повторял он раз за разом жене и сыну, Алеста и Аледис смогут удачно выйти замуж. Все трое: отец, мать и старший брат — стремились к тому, чтобы добиться этой цели. Но если Гасто и Эулалия не сомневались, что им удастся достичь задуманного, то Симо думал иначе и подозрительно смотрел на Арнау и Жоана, которые, по его мнению, не должны были жить с ними в одном доме.

Жоан стал самым успевающим учеником в школе при соборе. Вскоре он освоил латынь, и преподаватели не могли нарадоваться на мальчика, спокойного, рассудительного, вдумчивого и, самое главное, верующего; благодаря этим достоинствам мало кто сомневался, что его ждет большое будущее в лоне Церкви. Жоан смог завоевать уважение Гасто и Эулалии, которые часто делились с Пэрэ и Марионой своими соображениями. Они всегда внимательно слушали Жоана и были зачарованы теми объяснениями, которые старательный ученик давал по поводу Святого Писания. Только священники могли читать книги, написанные на латыни, но теперь в скромном домике у моря все четверо, затаив дыхание, слушали святые слова из древних историй, посланий Господа, которые раньше они могли услышать только с церковной кафедры.

Однако не только Жоану удалось добиться уважения у окружающих; Арнау тоже не отставал, и даже Симо смотрел на него с завистью: бастайш! Правда, немногие жители Приморского квартала знали, какие усилия прилагал Арнау, когда переносил камни для Святой Девы. «Говорят, что великий Беренгер де Монтагут становился перед пареньком на колени, чтобы помочь ему», — рассказывал брату девочек один из подмастерьев. Симо представил себе великого мастера, уважаемого знатью и епископами, у ног Арнау. Когда Беренгер говорил, все, даже его отец, молчали, а когда кричал… все дрожали от страха. Симо внимательно наблюдал за Арнау. Тот приходил домой поздно вечером. Он всегда возвращался последним — усталый, вспотевший, с капсанойв руке и, конечно, улыбающийся! Улыбался ли он, Симо, возвращаясь с работы? Один раз он встретился с Арнау, когда тот переносил камни в церковь Святой Марии. Его ноги, руки, грудь, все тело, казалось, были сделаны из железа. Симо посмотрел на камень, а потом на лицо, налившееся кровью. Но и тогда Арнау улыбался.

Поэтому, когда Симо, обязанный охранять своих сестер, сталкивался с Арнау и Жоаном, он, хотя и был старше их, отступал. И обе девочки, понимая, что происходит, наслаждались свободой, которой они были лишены в присутствии родителей.

— Пойдем прогуляемся по берегу! — предложила однажды Алеста.

Симо хотел отказаться. Гулять по берегу… А если отец их увидит?

— Хорошо, — отозвался Арнау.

— Это пойдет нам на пользу, — поддержал его Жоан.