Собор Святой Марии
Шрифт:
— А этот что будет грузить? — спросил один из них, ухмыляясь и показывая на него пальцем.
Увидев, что все солдаты смотрят на него, Арнау сконфузился. Он хотел было укрыться за спиной Рамона, но тот взял его за плечо, надвинул ему капюшон на лоб и ответил солдату тем же тоном, каким тот его спросил:
— Ему пора работать! Этому парню уже четырнадцать лет, и он должен поддерживать свою семью.
Солдаты дали им дорогу. Арнау шел между старшими товарищами, наклонив голову и натянув ремешок на лоб.
Когда он вошел в Пшеничный
— До войны против Генуи, — сказал Рамон и взмахнул рукой, как будто хотел охватить склад по всему периметру, — он был заполнен зерном, а сейчас…
Арнау сразу заметил большие тинахи Грау, которые стояли там одна возле другой.
— Пойдемте! — крикнул один из старшин.
С каким-то документом в руках человек, ответственный за склад, начал показывать на большие тинахи. «Неужели мы понесем эти полные тинахи? — подумал Арнау. — Разве человеку под силу перенести такой груз?» Бастайшираспределились по две пары, и, наклонив тинахи, стали обматывать их веревкой. После этого они взяли жерди, предварительно продетые в веревки, и, положив их на плечи, направились со своей ношей к берегу. Накопившаяся в складе пыль снова поднялась в воздух, и Арнау закашлялся. Когда подошла его очередь, он услышал голос Рамона:
— Дай мальчику какую-нибудь поменьше, с солью.
Кладовщик посмотрел на Арнау и покачал головой.
— Соль дорогая, — сказал он, поворачиваясь к Рамону. — Если тинаха упадет…
— Дай ему с солью!
Тинахи с зерном были около метра высотой, а та, которую дали Арнау, казалась не выше полуметра, но, когда с помощью Рамона ее погрузили ему на спину, мальчик почувствовал, как у него задрожали коленки.
Рамон ободряюще взял его за плечи.
— Вот когда ты должен проявить себя, — шепнул он ему на ухо.
Арнау пошел, согнувшись и крепко держа тинаху за ручки.
Он наклонил голову вперед, ощущая давление кожаного ремешка, который впился ему в лоб.
Рамон видел, как он передвигался, пошатываясь и осторожно переставляя ноги. Кладовщик снова покачал головой, а солдаты молча проводили парнишку взглядом…
— Ради вас, отец! — шептал Арнау сквозь сжатые зубы, чувствуя, как солнце начинает припекать ему лицо. — Этот вес следовало бы нести двоим! Но я уже не мальчик, отец, вы видите?
Рамон и еще один бастайшс тинахой зерна, подвешенной на жерди, шли за ним. Их глаза были прикованы к стопам мальчика, и они видели, как у него заплетались ноги. Рамон зажмурился. «Наверное, вы бы еще висели там, — думал в эти минуты Арнау, перед глазами которого стоял труп Берната. — Но теперь никто не сможет насмехаться над вами! Даже эта ведьма с пасынками». Он выпрямился под тяжестью груза,
Так Арнау добрался до берега. Рамон улыбался, идя следом. Все молчали, наблюдая за мальчиком. Лодочники, увидев его, подошли за тинахой еще до того, как он достиг кромки берега. Арнау постоял несколько секунд, пытаясь выпрямиться. «Вы меня видели, отец?» — мысленно спросил он и посмотрел в небо.
Рамон, сгрузив зерно, похлопал его по плечу.
— Еще одну? — с серьезным видом спросил он мальчика.
Еще две. Когда Арнау сгрузил на берег третью тинаху, к нему подошел Жозеп, один из старшин.
— На сегодня хватит, малыш, — сказал он ему.
— Я могу еще, — заверил его Арнау, стараясь скрыть мучительную боль в спине.
— Нет, не можешь. И я не могу позволить, чтобы ты шел по Барселоне, истекая кровью, как раненый зверь, — сказал он ему по-отечески, показывая на тонкие ручейки, которые стекали у мальчика по бокам. Арнау коснулся рукой спины и посмотрел на нее — его пальцы были в крови.
— Мы — не рабы. Мы — свободные люди, — сказал старшина. И все окружающие должны воспринимать нас такими. Не переживай, — ласково произнес он, увидев, как огорчился Арнау. — С каждым из нас было то же самое, и тогда находился человек, который запрещал продолжать работу. От ран, которые появились у тебя на затылке и спине, должны образоваться мозоли. Это вопрос нескольких дней, и тогда будь уверен, я не позволю тебе отдыхать больше, чем любому из твоих товарищей. — Жозеп дал ему маленький пузырек. — Промой раны, и пусть тебя намажут этой мазью, чтобы они подсохли.
После слов старшины напряжение исчезло. В этот день ему не придется больше носить тинахи, но боль и усталость наверняка не дадут ему уснуть. Арнау казалось, что он умирает. Пробормотав на прощание несколько слов, мальчик побрел домой. У двери его ждал Жоан. Сколько времени он провел тут?
— Ты знаешь, что я бастайш?— спросил его Арнау, когда подошел поближе.
Жоан кивнул. Конечно, он это знал. Он наблюдал за братом в течение двух последних ходок, когда Арнау, сжимая зубы и кулаки при каждом неуверенном шаге, нес непосильный груз. Молясь, чтобы он не упал, и плача при виде его лица, налитого кровью, малыш с нетерпением ждал окончания работы. Сейчас он вытер слезы и раскрыл объятия, в которые Арнау просто упал.
— Ты должен помазать мне спину этой мазью, — слабым голосом сказал он, когда Жоан сопровождал его наверх.
Он был не в состоянии произнести больше ни слова. Несколько мгновений спустя Арнау растянулся во весь рост, расставив руки в стороны, и погрузился в сон, который должен был восстановить его силы. Стараясь не разбудить брата, Жоан промыл рану на спине теплой водой, которую принесла наверх Мариона. Затем старушка стала втирать в его кожу мазь со стойким и кислым запахом; она знала, что это средство благотворно подействует на него.