Собор
Шрифт:
— Черт побери, я все время здесь. — Злость помогла «акуле» преодолеть оцепенение. Он устал бояться и терпеть.
— Я звонил тебе.
Это было что-то новенькое. До сих пор псих не выказывал ни малейшего интереса к чему-либо электронному или механическому. А с той поры, как нашел себе волка, даже машины обходил стороной. Будто перенял звериную недоверчивость ко всему неживому.
— Телефон весь день не работал.
Полоумный сделал несколько шагов и снял трубку, «акула» заметил, как выгнулась его губа, когда он коснулся пластика. Положив трубку, Серая Смерть повернулся,
— Как давно не работает?
Напряжение атмосферы злобы ослабло, и «акула» смог подняться на ноги.
— Я заметил около десяти часов утра.
ОН повел головой, словно ища какое-то подтверждение этим словам, прислушался и несколько успокоился, будто кто-то подтвердил эти слова.
— Что вы хотите от меня?
— Хозяин тебе уже…
— ОН ТВОЙ ХОЗЯИН! Я СВОБОДЕН!
От этого вопля «акула» едва удержался на ногах. А Серая Смерть прыгнул к нему и схватил за лацканы куртки.
— Вы затеяли со мной странную игру! Если бы вы хотели, чтобы я уничтожил их, вы бы не пытались меня остановить. Вы специально подставляли меня! Они знают обо мне!
Он отшвырнул «акулу» в угол. «Акула» упал и опрокинул торшер, свет погас.
— Я не буду больше с вами. Вы предали меня. Они знали обо мне. Они ЖАЛЕЛИ меня!
Его глаза, казалось, вспыхнули в темноте, и даже безумие уже не казалось человеческим.
— Я накажу вас. Тебя сейчас, а этого твоего хозяина позже.
Он зарычал и бросился на «акулу». От первого наскока «акула» увернулся. То ли привык, что ему никто не сопротивляется, то ли помешали свежие раны, но «акула» успел поймать его на захват и перевел руку на болевой.
— А-а-а-а, ты хочешь схватки! — Серая Смерть никак не отреагировал на вывернутую руку, хотя любой нормальный человек уже давно орал бы и кидался на стенки от нестерпимой боли.
«Акула» надавил еще сильней и попытался сломать руку. Но Серая Смерть вдруг вырвался из «мертвого» захвата и обеими руками заломил его голову так, чтобы открылась сонная артерия.
— Ты глупец!
Последнее, что почувствовал «акула», — это клыки, рвущие его горло.
4
Иван только что закончил изучение материалов по покупке пятипроцентной доли акций банка «Император» и, откинувшись в кресле, сладко потянулся, разведя руки до хруста в лопатках, как вдруг задинькал селектор. Иван удивленно воззрился на часы — было начало девятого — и переключил аппарат на динамик:
— Кто?
Смущенный голос Ниночки произнес:
— Иван Сергеевич, к вам посетитель.
— Ниночка, вы знаете, когда в нашей фирме заканчивается рабочий день? — деланно сердито сказал Иван.
Несколько мгновений из динамика не доносилось ни звука, потом еще более смущенный голос Ниночки произнес:
— Я хотела… Он инвалид, с палочкой, и я думала…
Иван
— Я имел в виду вас, сколько можно торчать на работе, вас же с нетерпением ждут миллионы молодых людей города Москвы и близлежащих окрестностей. А ну марш домой.
Ниночка поняла, что шеф шутит, и следующая фраза была прямо-таки пропитана облегчением:
— Ну так вы же работаете, Иван Сергеевич.
— Я — богатый бездельник. Это мое личное дело, чем мне скуку убивать: стриптизом или созданием видимости тяжкого труда в глазах сотрудников, злостно нарушающих КЗОТ или что там сейчас его заменяет.
Ниночка рассмеялась:
— Хорошо, Иван Сергеевич, я ухожу, только как с посетителем?
— Что поделаешь, пусть заходит. Если человек приходит в такое время, значит, ему очень надо.
Когда почти неслышно открылась дверь кабинета, Иван убирал документы в сейф. Но то, что он почувствовал, заставило его резко обернуться. На пороге стоял… Богородцев. Пару секунд они рассматривали друг друга. Богородцев стоял, тяжело опираясь на роскошную черную палку с серебряной черненой ручкой. Он был одет в дорогое пальто и бобровую шапку, но если раньше при взгляде на него становилось ясно, что перед вами властитель, то сейчас Богородцев производил впечатление полной развалины.
— Добрый вечер, Иван Сергеевич. — Его голос звучал надтреснуто и безжизненно.
— Добрый и вам, Константин Алексеевич, присаживайтесь. — Иван указал на кресло в углу и сам вышел из-за стола. — Чем обязан такой неожиданности?
Богородцев, шаркая ногам, преодолел несколько шагов и осторожно плюхнулся в кресло. Неудивительно, что Ниночка его не узнала. Те, кто видел его только по телевизору, вряд ли нашли бы сейчас много общего между блиставшим на телеэкране вершителем судеб и этой полуживой развалиной, тяжело осевшей в кресле.
— Я пришел с белым флагом. — Богородцев произнес это тихо, но четко выговаривая слова.
Иван слегка опешил:
— Вы хотите попробовать договориться?
— Нет, я капитулирую, — ответил Богородцев и добавил: — Я проиграл.
Иван подошел к шкафчику и достал с верхней полки небольшую деревянную бутылочку, вырезанную из березы. Набрав ложку содержимого, настоянного на меду, он осторожно протянул ее гостю:
— Выпейте.
Богородцев посмотрел на ложку так, будто она была наполнена ядом, но вдруг обмяк и равнодушно сунул ее в рот. Минуту спустя он выпрямился и удивленно воззрился на Ивана. Богородцев хотел задать какой-то вопрос, но удержался. Иван, наблюдавший за его реакцией, сказал:
— Прекрасно, теперь мы можем поговорить. Что означает ваше заявление?
Богородцев сунул руку во внутренний карман и, вытащив пачку листков, исписанных от руки, протянул их Ивану:
— Думал, что мне будет трудно говорить.
Иван взял листки и вернулся за стол к лампе. Прочитав, Иван аккуратно положил их на стол и подошел к Богородцеву. Он с нескрываемым интересом смотрел на гостя.
— Вы действительно потрясающий человек, Константин Алексеевич. Скажу честно, нам бы пришлось очень нелегко, если бы вы запустили в действие все, о чем я только что прочитал.