Собрание народных песен

Киреевский Петр Васильевич

14

«Разнесло, разлелеяло…»

Разнесло, разлелеяло По лугам водой вишенье, Водой вишенье, орешенье. Унесло, улелеяло Со двора три кораблика: Уж и первый корабль проплыл Со атласным со бархатом. Уж другой-то корабль проплыл Со зелёныим садиком, Уж и третий корабль проплыл Со душёй красной девицей, С Аграфеной с Михайловной. Оставалася матушка На крутым славном бережке; А сама стоя всплакнула. Во слезах слово молвила: — Воротись, мое дитятко, Воротись, мое милое! Позабыла трои ключи, Что трои ключи на золоте, Со шелковыим поясом. — Не обманывай, матушка! Не трои ключи позабыла, Не со шёлковым поясом; Всеё

негу-та матушкину, И приветы-та братцовы, Добродетель сестрицыну.

15

«Ты река ль моя, реченька…»

Поется сиротам

Ты река ль моя, реченька, Река быстрая, волнистая! Что ты течешь, не колыхнешься, Жёлтым песком не возмутишься? Ты душа-ли красна девица, Ты Ульяна Акимовна! Что ты сидишь, не усмехнешься, Говоришь речь, не улыбнешься? — Ой, вы люди мои добрые, Вы соседи приближённые! Уж чему ж мне смеятися? Мне чему радоватися? У нас полон двор карет стоит, Полна горница гостей сидит; Уж и все-то гости званые, Да что все-то поджиданные. Уж одной-то гостьи нет как нет: Что родимой моей матушки! Государь уж ты мой, брат родной! Ты взойди, братец, на папертку, Ты ударь же трожды в колокол, Разбуди ты мою матушку! Снарядить-то меня есть кому, Бласловить-то меня некому!

16

«Летал голубь, ворковал…»

Летал голубь, ворковал, По терему прилетал, Слушал голубь, что говорят; Степан сударь говорит: — Александра, жизнь моя, Николавна, лапушка! Роди сына сокола, Белым личиком в себя, Умом-разумом в меня; За выслугу за твою Сошью пару парчеву, Душегрейку золоту; Носи пару, не жалей, Рости сына, да лелей; Твоя будет честота, А мне, молодцу, похвальба, Удалому похвальба.

17

«На сговоре, на девичничке…»

На сговоре, на девичничке, На девичьем было вечере, У Аграфены было в тереме У Ивановны в высокием. Ей в ночи младой мало спалось, Мало спалось, во сне виделось; Ей не ловок сон привиделся: Прилетал же к ней ясён сокол, Он садился к ней на окошечко, На златую на причелинку. Что увидела яснова сокола Аграфенина-та матушка: — Ох ты, дитятко, Аграфенушка, Ты приветь, приголубь ты яснова сокола! — Ты родимая моя матушка! Я бы рада приветила яснова сокола, — Мое сердце не воротится, Живот кровью обливается, Лице слезьми омывается.

18

«Уж ты, мать моя, матушка…»

Уж ты, мать моя, матушка, Ой ты, моя сударыня! Ты взойди, моя матушка. Ты во мой во высок терём, В мою новую горницу, Во столовую светлицу; Гей, ты сядь, моя матушка, На мое на большо место, Впереди под окошечком; Погляди, моя матушка, На мою на русу косу, На девичую косыньку! Уж не долго мне, матушка, Во косе красоватися, Во русой величатися! От субботы до субботы, До сговора-девичничка, До девичьего вечера.

19

«Соболями Федосьюшка все леса прошла…»

Соболями Федосьюшка все леса прошла, Соболями Петровна прошла леса тёмные; Она крыла леса алым бархатом, Она покатила золотым кольцём; Что пришло, прикатило к синю морю, Вскрикнула, взгаркнула громким голосом: — Есть-ли у синя моря перевощичек, Кто б перевез да меня молоду, Да меня молоду на тоё сторону? А та сторона мне давно не мила. — А те словеса не понравились; Где невзялся выйскался Ларивон Фомич: — Душенька Федосьюшка, не плачь, не тужи, Не плачь, не тужи: я корабль пришлю, Я корабль пришлю со боярами. — Нейду, не хочу я на твой на корабль! Твой-то корабль качлив без ряду, Кони твои самодурливы, Бояре твои напосмешливы. — Душенька Федосьюшка, будь сама добра! Буйну голову держи поклонную, Сердце ретивое, покорное. Не плачь, не тужи, Федосьюшка! Соколом прилечу, под крылом унесу!

20

«Крепкая стена белокаменная…»

Крепкая стена белокаменная, Крепче ее нет изо всей Москвы; Крепкое сердце Аграфенушкино, Крепче ее нет изо всей родни. Не плачет она ни по батюшке, Не плачет она ни по матушке; Только она плачет по русой косе, Только возрыдает по девичьей красоте; — Ой, свет, моя руса косынька! Свет девичья моя кросота! Не год я тебя косыньку чёсывала, Не другой я тебя русую плётывала! Вставанье мое было раннее, Моченье мое было мокрое, Чесанье мое было гладкое, Плетенье мое было мелкое. Вечор мою косыньку девушки плели, Золотом косыньку перевели, Жемчугом русую перенизали. Бог суди Никифора Агаповича! Прислал ко мне свашеньку не милосливу, Не милосливу и не жалосливу: Взяла мою косыньку рвать порывать, Все золото с косыньки посорвала, Весь жемчуг из русой порознизала, Разложила косыньцу на две косы, Положила косыньку поверх головы: Тут тебе, косынька, и век вековать, Век вековать и конца не видать!

21

«Ой не пава по дворью ходила…»

Ой не пава по дворью ходила, Но павлиные перья роняла; А ходила, гуляла Аграфена, Аграфенушка вокруг терёму, Ивановна вокруг высока; Она ходя слёзы ронила, Во слезах она речь говорила: — Мой немецкий замок, отоприся, Полужённая цепь, отложися, Кипарисова дверь, отворися, Шитый браный положок, распахнися, Тесовая кровать, покачнися; Встань, проснись, моя матушка родима! Уж не год мне у те годовати, Не неделюшку мне гостити; Одну ноченьку мне ночевати, И тоё во слезах не видати; Во молитве всю ночь простояти, В руках свеченьку мне продержати.

22

«Ой, под лесом под тёмныим шелкова трава…»

В доме у нас хороводная

Ой, под лесом под тёмныим шелкова трава. По той траве донской казак погуливает, В звончатые гуселюшки поигрывает, Выбирает донской казак невесту себе. Выходила красна девка, тонка, высока, Тонёхонька, высоконька, собой хороша. Пойти было к суседушкам спросить про нее: — Суседушки-голубушки, каков человек? — Суседушки-голубушки не хвалят ее. — Спасибо вам, суседушки, что не женили вы меня! — Ой, под лесом под темным шелковая трава. По той траве донской казак погуливает, В звончатые гуселюшки поигрывает, Выбирает донской казак невесту себе. Выходила красна девка, тонка, высока, Тонёхонька, высоконька, собой хороша. Пойти было к суседушкам спросить про нее: — Суседушки-голубушки, каков человек? — Суседушки-голубушки всхвалили ее. — Спасибо вам, суседушки, что женили вы меня, Приходите, суседушки, на свадьбу ко мне. — Пиво варил, вино курил, меды становил.

23

«Ох ты, милый друг, научи меня…»

Хороводная

Ох ты, милый друг, научи меня, Научи меня, как домой прийти. — Ты пойди домой широким двором. — Мой широк терем растворён стоит, А мой милый друг за столом сидит, Гуся рушает, хлеба кушает, Ох ты, хлеб да соль, ты, мой милый друг, Хлеба кушати, молода жена. Мой высок терём растворяется, А мой милый друг подымается, За шелкову плеть принимается, Муж жену учил, муж угрюмую, Муж угрюмую, нелюбовную. Уж и тут я дружку не корилася, Свекру-батюшке поклонилася: — Свёкор-батюшка, отыми меня От постылого, от негодного. Свёкор-батюшка велит больно бить, Свёкор-батюшка велит слушаться. И тут я дружку не корилася, Я свекровушке поклонилася; — Свекровь-матушка, отыми меня От негодного, от постылого. — Свекровь-матушка велит больно бить, Свекровь-матушка велит слушаться. Уж и тут я дружку не корилася, Деверьку-братцу поклонилася: — Деверёк-братец, отыми меня, Отыми меня от негодного, От негодного, от постылого. Деверёк-братец велит больно бить, Деверёк-братец велит слушаться. И тут я дружку не корилася, И золовушке поклонилася: — Ты золовушка, отними меня От негодного, от постылого. Как золовушка сильно сердилась, Отняла меня от негодного, От негодного, от постылого.