Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1

Жванецкий Михаил Михайлович

рошо, медленно.

Зубами бы стрелки переводил, чтоб день кончился,

а он не кончается, не кончается. И до отпуска время тя-

нется, тянется. И до пенсии тянется, тянется!

Человек летит на работу, убивается в трамвае, куба-

рем катится по лестнице… Прибегает. Зевает четыре

часа. Вылетает в обед. Убивается в трамвае. За полчаса

обегает столовую и магазин. Прибегает — зевает четы-

ре часа…

Главное — числиться! Как, ты

нигде не числишься?

Бегом в архив, в управление, в снабжение. Зачислил-

ся—и все. Сиди. И тысяча человек сидит и смотрит на

бумагу. А один работает. А если оставить одного, куда

тысяча пойдет? А безработицы быть не должно… Так,

может быть, их хотя бы испугать?.. Мол, если они бу-

дут валять дурака, их, мол, выбросят на улицу… На са-

мом деле не выбрасывать, но хоть напугать… а?

Спрос — сбыт

Я люблю заснуть и проснуться среди запасов. Весь

в продуктах. Хоть какое-то спокойствие на какое-то

время.

А кто знал, что уксус будет, а исчезнет горчица? Ну

кто? Есть у нас в доме хиромантка, так она все о любви,

а когда просишь раскинуть насчет продуктов, неверные

сведения дает.

Мы в одном месте ажиотаж взвинтили, касторки на-

брали и валидола. А он есть и есть. А, наоборот, исчез-

ли от головной боли тройчатки-пятерчатки и вот эти…

противники детей из аптек исчезли.

Только я набрал слабительного, как исчезла туа-

летная бумага. Ну, без нее можно обойтись. Я как

запорного принял, так в прекрасном настроении на-

хожусь. Вторую неделю. Только салфеткой рот обо-

трешь.

Правда, сами салфетки… Ну, скажи! Ну кто ожидал…

Стали культурно так рты обтирать, носы промакивать

и втянулись. А я так скажу: все начали рты обтирать,

а на всех рассчитано не было, только на тонкий слой

интеллигенции. Или пятерчатка. У всех сразу как

схватила голова, видимо, все об одном и том подума-

ли. Или на горчицу налетели… Видимо, что-то слад-

кое съели.

Но тяжелое это дело, в жизни не догадаешься, что

завтра пропадет. Потому что, если бы догадывались,

что завтра пропадет, все б сегодня бросились и сего-

дня бы пропало. А так никто не ожидает, все спокой-

но прохаживаются…

И вдруг кто-то первый вскочил, выскочил и все

забегали-забегали, родных задергали… А этого уже

нет ни в Москве, ни в Воронеже, ибо здесь очень важ-

на одновременность, чтоб не создавать очередей. Во

всех городах сразу

нет и всюду — тишина. Я удивля-

юсь людям. Ходят, щупают кастрюли и не берут.

Утюги стоят — бери, один есть, второй бери. Второй

есть — третий бери. У меня в доме все по два, по четы-

ре… Дверь нельзя открыть, кастрюли на голову падают,

мука сыплется, постное масло из постели вытекает, за-

то месяц могу автономно сидеть, как в подводной лод-

ке, без выхода на поверхность.

Все знаю. Изучение покупательского спроса?! Да

как можно изучить спрос, если спрос сам мечется как

угорелый, изучает сбыт. Потому что сбыт о завтраш-

нем дне не думает, а спрос у себя в квартире аж блед-

ный сидит.

Каждый день…

Каждый день…

А вообще у нас есть все, но не везде…

Не всегда…

И в недостаточном количестве.

Скажи им, что ты Витя

— Если спросят, как зовут, скажешь: Витя. Фами-

лия? Скажешь: Ильченко. Где живешь? Говори в гос-

тинице «Киевской», в № 515. А кто это с вами малень-

кий? Ну, говори, скажем, Кац. А чьи это вещи слева?

Говори: мои. А это чьи вещи справа? Говори: его. А как

вы попали на пятый этаж? Скажи: лифтом. А ключ?

Скажи: попросил у администратора, и мне дали. Все

запомнил?

— Все!.. Только непонятно зачем. Я же действитель-

но Витя, моя фамилия Ильченко. Живу с Кацем на пя-

том этаже…

— А это чьи вещи?

— Мои.

— А эти?

— Его.

— Умница. Так и отвечай, если спросят.

— Зачем же так отвечать. Это действительно мои

вещи.

— А эти?

— Его.

— Запомнил?

— Чего тут запоминать? Это действительно его вещи.

— Правильно.

— А фамилия его как?

— Кац.

— Умница. А твоя?

— Ильченко.

— Не собьешься?

— Как же я собьюсь! Я же действительно Ильченко!

— А он?

— Кац.

— Видишь, как ты быстро запомнил.

— А чего тут запоминать, я от рождения Ильченко,

а он — Кац.

— Браво! Но когда будут спрашивать, не перепутай.

— Зачем мне путать. Он Кац, я Ильченко, то есть на-

оборот. Нет, правильно. Я — Ильченко, он — Кац.

— Вот теперь правильно. И не дай бог!

— А почему не сказать правду?

— Какую? Что ты Ильченко, а он Кац. Кто поверит?

В общем, говори, что ты Ильченко, а он Кац. Эти вещи

твои, те вещи его, понял? Если спросят.