Собрание сочинений, том 17
Шрифт:
В нашей статье, напечатанной в среду, мы определили численность войск Мак-Магона в 130000—150000 человек, допустив, что к нему присоединились все войска из Парижа [См. настоящий том, стр. 64. Ред.]. Мы оказались правы, предполагая, что в Шалоне у него находились остатки его собственных частей и войск де Файи и что там же были две дивизии Дуэ, прибывшие туда, как теперь стало известно, кружным путем по железной дороге через Париж, а также морская пехота и другие части балтийского корпуса. Но теперь мы узнаем, что в фортах вокруг Парижа все еще находятся линейные войска, что часть войск Мак-Магона и Фроссара, особенно кавалерия, возвратилась в Париж для переформирования и что в лагере у Мак-Магона осталось только около 80000 человек регулярных войск. Поэтому в нашем подсчете мы можем сократить цифру на целых 25000 человек и определить максимальную численность войск Мак-Магона в 110000—120000 человек, третью часть которых составляют необученные новобранцы. И с этой-то армией он, как говорят, выступил к Мецу на выручку Базену.
В настоящее время ближайшим и самым непосредственным противником Мак-Магона является армия кронпринца. 24
Из этого мы можем заключить, что в этом городе тогда находился штаб. Ближайший путь Мак-Магона к Мецу лежит через Верден. От Реймса до Вердена по почти прямой проселочной дороге полных 70 миль; по большой дороге через Сент-Мену больше 80 миль, последняя, кроме того, проходит через Шалонский лагерь, то есть через расположение немцев. Расстояние от Бар-ле-Дюка до Вердена меньше 40 миль.
Таким образом, если Мак-Магон воспользуется одной из упомянутых дорог на Верден, то армия кронпринца сможет не только нанести ему во время марша удар во фланг, но она сможет перейти Маас и присоединиться к остальным двум германским армиям между В орденом и Мецем еще задолго до того, как Мак-Магон сумеет выйти из Вердена на правый берег Мааса. Положение нисколько не изменилось бы, если бы даже кронпринц продвинулся до Витри-ле-Франсуа или если бы ему потребовался лишний день для сосредоточения своих войск, растянутых во время марша по фронту, — настолько велика разница расстояний в его пользу.
При таких обстоятельствах сомнительно, что Мак-Магон воспользуется какой-либо из указанных дорог, а не отойдет сразу же из непосредственной сферы действий армии кронпринца, избрав дорогу из Реймса на Верден через Вузье, Гранпре и Варенн или на Стене через Вузье, где он переправился бы через Маас и затем двинулся бы к юго-востоку на Мец. Но это значило бы получить лишь кратковременное преимущество, сделав окончательное поражение куда более несомненным. Оба эти пути еще более обходные, и они дали бы кронпринцу еще больше времени для соединения своих сил с войсками, находящимися у Меца, чтобы таким образом противопоставить как Мак-Магону, так и Базену подавляющее численное превосходство.
Итак, какой бы путь ни избрал Мак-Магон, чтобы выйти к Мецу, он не может избавиться от кронпринца, которому, кроме того, предоставляется возможность выбора — вступить в сражение с противником либо самостоятельно, либо совместно с другими германскими армиями. Отсюда ясно, что движение Мак-Магона на выручку Базену было бы крупной ошибкой, пока он полностью не избавился от кронпринца. Для него кратчайший, наиболее быстрый и верный путь в Мец лежит прямо через германскую Третью армию. Если бы он двинулся на нее напрямик, атаковал бы ее в любом месте, где он ео настанет, нанес бы ей поражение и преследовал бы ее в течение нескольких дней в юго-восточном направлении, чтобы своей победоносной армией вклиниться между ней и двумя другими германскими армиями, — поступив так, как это ему уже продемонстрировал кронпринц, — тогда, но не раньше, он имел бы шансы достигнуть Меца и освободить Базена. Но мы можем быть уверены, что, если бы он чувствовал себя достаточно сильным для таких действий, он бы их сразу же предпринял. Таким образом, отход из Реймса выступает в ином свете. Это не столько попытка избавления Базена от Штейнмеца и Фридриха-Карла, сколько попытка Мак-Магона избавиться от кронпринца. А с этой точки зрения это — худшее, что можно было предпринять. Все прямые коммуникации с Парижем оставляются в руках противника; последние пригодные войска, имеющиеся у Франции, отвлекаются от центра к периферии и преднамеренно располагаются дальше от центра, чем уже в настоящее время находится от него противник. Можно было бы оправдать такое движение, если бы оно предпринималось при значительном численном превосходстве; но в данном случае оно было предпринято силами, безнадежно уступающими силам противника, и перед лицом почти несомненного поражения. К чему же приведет это поражение? Где бы оно ни произошло, остатки разбитой армии будут отброшены еще дальше от Парижа, к северной границе, где они могут быть оттеснены на нейтральную территорию или принуждены к капитуляции. Если Мак-Магон в самом деле предпринял указанное движение, то он преднамеренно ставит свою армию в точно такое же положение, в какое Наполеон в 1806 г. поставил прусскую армию при Йене своим фланговым маршем вокруг южной границы Тюрингенского леса. Армию, которая является более слабой по численности и в моральном отношении, умышленно ставят в такое положение, когда единственный путь отступления после поражения проходит через узкую полосу земли, ведущую к нейтральной территории или к морю. Наполеон принудил пруссаков капитулировать тем, что он достиг Штеттина раньше их [41] . Войскам Мак-Магона придется, быть может, сдаться на той узкой полоске французской земли, которая вдается в территорию Бельгии между Мезьером и Шарльмон — Живе [42] . В лучшем случае они могут спастись в северных крепостях — Валансьенне, Лилле и т. д., — где при любых обстоятельствах не будут представлять никакой угрозы. И тогда Франция окажется во власти вторгшегося противника.
41
После победы в октябре 1806 г. при Йене и Ауэрштедте авангард войск Наполеона I, опередив прусские войска во время их отступления, лишил их возможности достигнуть Штеттина (польское название Щецин) и переправиться через реку Одер; остатки разгромленной в ходе кампании прусской армии вынуждены были сдаться,
42
На южной границе указанного Энгельсом района находится Седан, где 1—2 сентября 1870 г., как и предвидел Энгельс, прусские войска нанесли поражение французской
Весь план кажется настолько безрассудным, что его можно объяснить только политической необходимостью. Это более всего похоже на coup de desespoir [акт отчаяния. Ред.]. Создается впечатление, что нужно что-то сделать, пойти на какой-то риск, прежде чем допустить, чтобы Париж полностью осознал действительное положение вещей. Это план не стратега, а «алжирца»[43], привыкшего сражаться против иррегулярных войск, план не солдата, а политического и военного авантюриста — из тех, кто в течение последних девятнадцати лет делали во Франции все, что км заблагорассудится. С этим вполне согласуются приписываемые Мак-Магону слова, сказанные в оправдание этого решения: «Что сказали бы», если бы он не пошел на помощь Базену? Да, но «что скажут», если он поставит себя в худшее положение, чем это сделал сам Базен? Вот Вторая империя во всей своей красе. Сделать вид, что ничего не произошло, скрыть поражение — это самое главное. Наполеон все поставил на одну карту и проиграл; а теперь Мак-Магон, когда его шансы на выигрыш составляют один против десяти, снова собирается играть va banque [ва-банк, рискуя всем. Ред.]. Чем скорее Франция избавится от таких людей, тем лучше для нее. В этом ее единственная надежда.
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1727, 26 августа 1870 г.
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XIII [44]
Вчера по телеграфу было передано сообщение, вызвавшее крупную сенсацию среди наших собратьев по перу. В этом сообщении, полученном из Берлина, возвещалось, что королевская главная квартира переведена в Бар-ле-Дюк, что корпуса Первой и Второй армий остались на позициях против армии Базена, а остальные германские силы «решительно двинулись на Париж».
44
В конце данной статьи редактором «Pall Mall Gazette» Гринвудом был добавлен следующий абзац, опущенный в настоящем издании: «Вполне вероятно, что осада Страсбурга вскоре закончится капитуляцией крепости. Немцы, по-видимому, совершенно серьезно взялись за дело. До вчерашнего утра бомбардировка со стороны Келя продолжалась беспрерывно днем и ночью в течение трех суток. В то же самое время пруссаки продвинули свои передовые посты на расстояние от 500 до 800 ярдов от крепости. Арсенал подожжен, и несколько тяжелых орудий, только что установленных на позициях, немедленно возьмут под обстрел данный участок».
В письме Марксу от 4 сентября 1870 г. Энгельс отметил, что Гринвуд ради заполнения места прибавил к статье «несколько совершенно бессмысленных строк по поводу осады Страсбурга. При первом подходящем случае я напишу об этом статью и выскажу мнение совершенно противоположное». Это намерение Энгельс осуществил в статье «Заметки о войне. — XVII» (см. настоящий том, стр. 90—93).
До сих пор передвижения германских армий держались втайне в течение того времени, пока они производились. Лишь после того, как передвижение оказывалось завершено и удар нанесен, мы узнавали, куда направлялись войска. Кажется странным, что эту систему вдруг отменяют и что молчаливый Мольтке, без всякого видимого повода для этого, неожиданно объявляет всему миру, что он движется на Париж, притом «решительно».
В то же самое время мы слышим, что передовые части кронпринца все ближе и ближе подходят к Парижу и что его кавалерия продвигается все дальше к югу. Говорят, что грозных улан видели даже в Шато-Тьерри, почти на полпути между Шалоном и Парижем.
Нет ли здесь особых, не вполне ясных с первого взгляда причин, в силу которых это сообщение о намерениях прусского короля делается именно теперь, а германская кавалерия в то же самое время удваивает свою активность?
Сравним даты. В понедельник, 22-го, вечером Мак-Магон начал свое движение через Реймс по дороге в Ретель, и в продолжение более четырнадцати часов его колонны беспрерывно проходили через город. В среду к вечеру, если не раньше, известие об этом могло достигнуть германской главной квартиры. Указанное движение могло означать лишь одно: намерение освободить Базена из той западни, в которую он попал.
Чем дальше Мак-Магон продвигался бы в избранном им направлении, тем большей опасности он подвергал бы свои коммуникации с Парижем и свой путь отхода и тем больше оказывался бы поставленным между германской армией и бельгийской границей. Лишь только он перейдет за Маас, который, как говорят, он намеревается форсировать у Ланёвиля, против Стене, — и его путь отхода легко может быть отрезан. Но что могло бы больше укрепить Мак-Магона в его намерении продолжать этот опасный маневр, чем известие, что в то время, как он спешит на выручку Базену, немцы, оставив лишь сравнительно небольшую часть своих сил у Меца, с большей частью своих войск «решительно» движутся на Париж? И вот, в среду вечером упомянутое известие передается по телеграфу из Понт-а-Муссона в Берлин, из Берлина в Лондон, из Лондона в Париж и Реймс, откуда Мак-Магон, несомненно, сразу же получил это сообщение; и в то время, как он продвигается в направлении к Стене, Лон-гюйону и Брие, армия кронпринца, оставив один или два корпуса в Шампани, где теперь им не противостоят никакие силы, может направить остальные войска к Сен-Мийелю, перейти там Маас и попытаться через Френ достигнуть позиции, угрожающей коммуникациям армии Мак-Магона с Маасом, но расположенной на таком расстоянии от германских войск у Меца, которое позволяет оказать поддержку. Если бы это удалось и если бы в таких условиях Мак-Магон потерпел поражение, то его армии пришлось бы либо перейти на нейтральную территорию, либо сдаться немцам.