Собрание сочинений Том 1
Шрифт:
В этот же день, в полудни, Степан приходил на прокудинский загон попросить водицы. Напился, взглянул на Настю и пошел.
— Иль Степанушка невесел! Что головушку повесил? — сказала ему Домна. — Аль жена вчера избранила?
— Да, — отвечал нехотя Степан и совсем ушел.
Жнитва оставалось только всего на два дни. Насте опять нужно было идти стряпать. Свечерело. Настя дошла до ярочка и задумалась: идти ли ей рубежом или нижней дорогой. Ей послышалось,
— Я тебя выжидал, — сказал он, весь встревоженный.
Настя растерялась. Какую дорогу ни выбирать, было все равно.
— Слушай, Степан!
— Говори.
— Я ведь тебе лиха никакого не сделала?
— Иссушила ты меня. Вот что ты мне сделала. Разума я по тебе решился.
— Нет, ты вот что скажи: ты за что хочешь быть моим ворогом?
— Убей меня бог на сем месте! — крестясь, проговорил Степан.
— Ты ведь знаешь мою жизнь. И без того она не мила мне: на свет бы я не смотрела, а ты еще меня ославить хочешь.
— Кто тебя хочет ославить? — сумрачно ответил Степан.
— Чего ты за мной гоняешься? Чего не даешь мне проходу?
— Люблю тебя.
— Ах ты господи! — воскликнула Настя, всплеснув руками, и пошла рубежом. Степан пошел за нею.
— Отойди, Степан! — сказала Настя, сделав несколько шагов, и остановилась.
Степан стоял молча.
— Отойди, прошу тебя в честь! — повторила Настя.
— Не гони. Мне только и радости, что посмотреть на тебя.
— Ну ведь ты ж видел меня нынче.
— При людях. Я хочу без людей тебя видеть.
— Мать царица небесная! Вот напасть-то на мою головушку бедную, — проговорила Настя, вздохнув, и, пожав плечами, пошла опять своей дорогой.
А Степан идет за нею молчаливый и убитый.
Настя прошла шагов сотню и опять остановилась и засмеялась.
— Не смейся! — сказал Степан.
— Да какой смех! Горе мое над тобою смеется. Чего ты, как тень сухая, за мной тащишься?
— Жить я без тебя не могу.
— Ведь жил же до сих пор.
— А теперь не могу. Я убью тебя, — сказал Степан, бросив на землю косу с крюком и свиту.
— Да убей. Хоть сейчас убей. Мне что моя жизнь! Только ты ж за меня пострадаешь.
— Я и себя убью, — мрачно проговорил Степан.
— А дети?
— Все равно я и так-то им не отец. Жизнь моя вся в тебе. Я порешил, что я с собою сделаю.
— Что?
— Удавлюсь, вот что!
— О, дурак, дурак! — сказала Настя, покачав головою, с ласковым укором.
— Сядь, — произнес Степан.
— Все равно и так.
— Сядь. Неш от этого что сделается? — умолял
Насте стало жаль Степана. Она села на заросший буйной травой рубеж, а Степан сел подле нее и, уставив в колени локти, подпер голову руками. Они долго молчали. Степан заплакал.
— Перестань, — сказала Настя и взяла его за руку.
— Что мне жить без тебя, — проговорил Степан сквозь слезы.
— Перестань плакать! — повторила Настя. — Ты мужик, слезы — бабье дело; тебе стыдно.
— Э! толкуй! — отвечал с нетерпением Степан.
— Все, может, пройдет.
— Как же оно пройдет? Хорошо тебе, не любя, учить, а кабы ты в мое сердце заглянула.
Настя вздохнула.
— Ты вот что, Степан! Ты не попрекай меня этим, сердцем-то. Сердце ничье не видно… Что ты все о себе говоришь, а я молчу, ты с этого и берешь?
Степан поднял голову и стал слушать.
— Глупый ты, — продолжала Настя. — Я не из тех, не из храбрых, не из бойких. Хочешь знать, я греха таить не стану. Я сама тебя люблю; может, еще больше твоего.
Степан обнял Настю: она его не отталкивала.
— Да что из ней, из любви-то нашей, выйдет? — Горе. Поверь, горе.
— Пускай и горе.
Настя положила свою руку на плечо Степана и, шевеля его русыми кудрями, сказала:
— Нет, ты слушай. Мне горе все равно. Я горя не боюсь. А ты теперь хоть кой-как да живешь. Ты мужик, твоя доля все легче моей. А как мы с тобой свяжемся, тогда-то что будет?
— Что ты захочешь.
— Право, ты глупый! Что ж тут хотеть-то? Не захочу ж я разлучить жену с мужем или отца с детьми. Чего захотеть-то?
Степан молчал.
— А в полюбовницы, как иные прочие, я, Степан, не пойду. У меня коли любовь, так на всю мою жисть одна любовь будет.
— Я тебе отцом, матерью в гробу клянусь.
— О-о, дурак! Не тронь их.
— Как ты захочешь, так все и будет. Горя я с тобой никакого не побоюсь. Хочешь уйдем, хочешь тут будем жить. Мне все равно, все; лишь бы ты меня любила.
— Чтоб не жалеть, Степан…
— Неш ты станешь жалеть.
— Я тебе сказала, и что сказала, того не ворочаю назад.
— А мне хоть умереть возле тебя, так ту ж пору рад.
Степан потянул к себе Настю. Настя вздрогнула под горячим поцелуем. Она хотела еще что-то говорить, но ее одолела слабость. Лихорадка какая-то, и истома в теле, и звон в ушах. Хотела она проговорить хоть только: «Не целуй меня так крепко; дай отдохнуть!», хотела сказать: «Пусти хоть на минуточку!..», а ничего не сказала…