Собрание сочинений, том 22
Шрифт:
Фридрих Энгельс
Лондон, 27 декабря 1894 г.
Напечатано в «Arbeiter-Zeitung» № 1, 1 января 1895 г.
Печатается по тексту газеты, сверенному с черновой рукописью
Перевод с немецкого
ВВЕДЕНИЕ К РАБОТЕ К. МАРКСА «КЛАССОВАЯ БОРЬБА ВО ФРАНЦИИ С 1848 ПО 1850 г.» [508]
508
Введение к работе Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» (см. настоящее издание, т. 7, стр. 5—110) было написано Энгельсом между 14 февраля и 6 марта 1895 г. для отдельного издания работы, вышедшего в Берлине в 1895 году.
При публикации введения Правление Социал-демократической партии Германии, как видно из письма Фишера Энгельсу от 6 марта 1895 г., настоятельно просило Энгельса смягчить слишком, по мнению Правления, революционный тон работы и придать ей более осторожную форму; при этом Фишер ссылался на напряженную обстановку в стране, сложившуюся в связи с обсуждением в рейхстаге проекта нового закона против социалистов (проект так называемого «закона о предотвращении государственного переворота» был внесен в рейхстаг правительством в декабре 1894 г. и обсуждался в течение января — апреля 1895 года; в мае того же года он был отвергнут).
В ответном, пока еще не разысканном,
В то же время отдельными лидерами социал-демократии была сделана попытка представить Энгельса на основании этой работы сторонником исключительно мирного при всех обстоятельствах пути перехода власти к рабочему классу. 30 марта 1895 г. в центральном органе Социал-демократической партии Германии, газете «Vorwarts», была опубликована передовая статья под заглавием «Как делают ныне революции», в которой без ведома Энгельса приводились специально подобранные, выхваченные из контекста отдельные выдержки из его введения, создававшие впечатление, будто Энгельс был поборником «законности во что бы то ни стало». Глубоко возмущенный Энгельс заявил решительный протест редактору «Vorwarts» Либкнехту против подобного извращения его взглядов. В письме к Каутскому от 1 апреля 1895 г. Энгельс подчеркивал важность публикации подготовленного текста введения в журнале «Neue Zeit», чтобы «это позорное впечатление было изглажено». Об этой неприглядной истории с публикацией введения в «Vorwarts» Энгельс информировал также П. Лафарга в письме к нему от 3 апреля 1895 года.
Незадолго до выхода отдельного издания работы Маркса введение Энгельса было по его настоянию специально напечатано в журнале «Neue Zeit» №№ 27 и 28 за 1895 г., однако с теми же купюрами, которые пришлось сделать автору в упомянутом выше отдельном издании. Полный текст введения не был опубликован и после того, как угроза издания нового закона против социалистов в Германии миновала.
Но даже при публикации с купюрами введение целиком сохраняло свой революционный характер. Потребовалась грубая фальсификация взглядов Энгельса, чтобы истолковать этот документ в реформистском духе, как это было сделано после смерти Энгельса Э. Бернштейном (в работе «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии») и другими идеологами ревизионизма и оппортунизма. Скрыв от читателя текст введения в его полном виде, хотя рукопись работы находилась в их распоряжении, умолчав об обстоятельствах, вынудивших Энгельса сделать в корректуре некоторые сокращения, искажая содержание опубликованного текста, Бернштейн и другие ревизионисты клеветнически утверждали, будто Энгельс в своем введении, которое они выдавали за его «политическое завещание», пересмотрел свои прежние взгляды и чуть ли не встал на реформистские позиции. Фальшивыми ссылками на Энгельса ревизионисты стремились прикрыть свое отступничество от марксизма и свои нападки на революционные принципы.
Введение Энгельса было напечатано в сокращенном виде по тексту «Neue Zeit» в журнале «Critica Sociale» № 9, 1895 г. и в болгарском журнале «Дело», кн. I, 1895 года.
Впервые полный текст введения Энгельса опубликован в СССР в 1930 г. в книге: К. Маркс. «Классовая борьба во Франции 1848–1850».
Переиздаваемая здесь работа была первой попыткой Маркса на основе своего материалистического понимания объяснить определенную полосу истории, исходя из данного экономического положения. В «Коммунистическом манифесте» эта теория была применена в общих чертах ко всей новой истории; в статьях в «Neue Rheinische Zeitung» Маркс и я постоянно пользовались ею для объяснения текущих политических событий. Здесь же дело шло о том, чтобы на протяжении многолетнего периода исторического развития, который был критическим и вместе с тем типичным для всей Европы, вскрыть внутреннюю причинную связь и, следовательно, согласно концепции автора, свести политические события к действию причин, в конечном счете экономических.
При суждении о событиях и цепи событий текущей истории никогда не удается дойти до конечных экономических причин. Даже в настоящее время, когда соответствующие специальные органы печати дают такую массу материала, нет возможности даже в Англии проследить ход развития промышленности и торговли на мировом рынке и изменения, совершающиеся в методах производства, проследить их изо дня в день таким образом, чтобы можно было для любого момента подвести общий итог этим многосложным и постоянно изменяющимся факторам, из которых к тому же важнейшие большей частью действуют скрыто в течение долгого времени, прежде, чем внезапно с силой прорваться наружу. Ясной картины экономической истории какого-нибудь периода никогда нельзя получить одновременно с самими событиями, ее можно получить лишь задним числом, после того как собран и проверен материал. Необходимым вспомогательным средством является тут статистика, а она всегда запаздывает. Поэтому при анализе текущих событий слишком часто приходится этот фактор, имеющий решающее значение, рассматривать как постоянный, принимать экономическое положение, сложившееся к началу рассматриваемого периода, за данное и неизменное для всего периода или же принимать в расчет лишь такие изменения этого положения, которые сами вытекают из имеющихся налицо очевидных событий, а поэтому также вполне очевидны. Поэтому материалистическому методу слишком часто приходится здесь ограничиваться тем, чтобы сводить политические конфликты к борьбе интересов наличных общественных классов и фракций классов, созданных экономическим развитием, а отдельные политические партии рассматривать как более или менее адекватное политическое выражение этих самых классов и их фракций.
Само собой разумеется, что такое неизбежное игнорирование совершающихся в то же время изменений экономического положения, этой подлинной основы всех исследуемых процессов, должно быть источником ошибок. Но все условия обобщающего изложения текущих событий неизбежно заключают в себе источники ошибок, что, однако, никого не заставляет отказываться писать историю текущих событий.
Когда Маркс принялся за эту работу, упомянутого источника ошибок было в еще большей мере немыслимо избежать. Во время революции 1848–1849 гг. следить за совершавшимися в то же время экономическими изменениями или даже сохранять их в поле зрения было просто невозможно. Также невозможно было это и в первые месяцы изгнания в Лондоне, осенью и зимой 1849–1850 годов. Но именно в это время Маркс и начал свою работу. И несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, благодаря своему точному знанию как экономического положения Франции накануне февральской революции, так и политической истории этой страны после февральской революции Маркс смог дать такое изложение событий, которое вскрывает их внутреннюю связь с непревзойденным до сих пор совершенством; и изложение это блестяще выдержало двукратное испытание, произведенное впоследствии самим Марксом.
Первое испытание произведено было в связи с тем, что с весны 1850 г. Маркс снова нашел досуг для экономических занятий и прежде всего принялся за изучение экономической истории последних десяти лет. В результате ему из самих фактов стало совершенно ясно то, что до сих пор он выводил наполовину априорно из далеко не полного материала: а именно, что мировой торговый кризис 1847 г. собственно и породил февральскую и мартовскую революции и что промышленное процветание, постепенно снова наступившее с середины 1848 г. и достигшее полного расцвета в 1849 и 1850 гг., было живительной силой вновь окрепшей европейской реакции. Это имело решающее значение. Если в трех первых статьях (появившихся в январском, февральском и мартовском номерах журнала «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-цkonomische Revue», Гамбург, 1850) проглядывает еще ожидание в скором времени нового подъема революционной энергии, то исторический обзор (май — октябрь), написанный Марксом и мной для последнего двойного выпуска, вышедшего
509
Выпуская в 1895 г. отдельное издание работы Маркса «Классовая борьба во Франции», Энгельс включил в это издание в качестве трех первых глав статьи из серии статей Маркса «С 1848 по 1849», опубликованных в журнале «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-okonomische Revue» №№ 1, 2 и 3 (их Энгельс и упоминает в данном случае), а также в качестве четвертой статьи или главы написанный Марксом раздел о Франции из «Третьего международного обзора», составленного Марксом и Энгельсом для сдвоенного 5–6 выпуска журнала (см. настоящее издание, т. 7, стр. 446–490). Приводимая Энгельсом цитата взята из той части обзора, которую он включил в издание работы Маркса в качестве четвертой главы (см. т. 7, стр. 467).
Второе испытание было еще более суровым. Сразу после государственного переворота, произведенного Луи Бонапартом 2 декабря 1851 г., Маркс заново разработал историю Франции от февраля 1848 г. вплоть до этого события, завершившего на время революционный период («Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», третье издание, Гамбург, Мейснер, 1885 г. [510] ). В этой брошюре вновь анализируется, хотя и более кратко, период, рассмотренный в переиздаваемой нами работе. Сравните это второе изложение, написанное в свете совершившегося через год с лишним решающего события, с первым изложением, и вы убедитесь, что автору пришлось изменить лишь очень немногое.
510
См. настоящее издание, т. 8, стр. 115–217.
Совсем особое значение придает этой работе то обстоятельство, что в ней впервые дана формула, в которой рабочие партии всех стран мира единогласно кратко резюмируют свое требование экономического преобразования: присвоение средств производства обществом. Во второй главе, по поводу «права на труд», называемого там «первой неуклюжей формулой, в которой резюмируются революционные требования пролетариата», говорится: «Но за правом на труд кроется власть над капиталом, а за властью над капиталом — присвоение средств производства, подчинение их ассоциированному рабочему классу, следовательно, уничтожение наемного труда, капитала и их взаимоотношения» [511] . Таким образом, здесь впервые сформулировано положение, которым современный рабочий социализм резко отличается как от всех разновидностей феодального, буржуазного, мелкобуржуазного и т. д. социализма, так и от туманной «общности имущества», выдвигавшейся утопическим и стихийным рабочим коммунизмом. Если впоследствии Маркс распространил эту формулу и на присвоение средств обмена, то такое расширение формулы, вытекавшее, впрочем, само собой из «Коммунистического манифеста», представляло собой лишь вывод из основного положения. Недавно некоторые мудрецы в Англии добавили еще к этому, что обществу должны быть переданы также и «средства распределения». Едва ли эти господа сумели бы сказать, что такое эти экономические средства распределения, отличные от средств производства и средств обмена; уж не имеют ли они в виду политические средства распределения: налоги, призрение бедных, в том числе саксенвальдские [512] и другие дотации? Но, во-первых, эти средства распределения уже и теперь являются общественным достоянием, принадлежат государству или общине, а, во-вторых, их-то мы как раз и хотим упразднить.
511
См. настоящее издание, т. 7, стр. 40.
512
Имеется в виду Саксенвальд (Саксонский лес), имение близ Гамбурга, подаренное императором Вильгельмом I Бисмарку в 1871 году.
Когда вспыхнула февральская революция, все мы в своих представлениях об условиях и ходе революционных движений находились под влиянием прошлого исторического опыта, главным образом опыта Франции. Ведь именно она играла главную роль во всей европейской истории с 1789 г., именно ею был и теперь вновь подан сигнал ко всеобщему перевороту. Поэтому было вполне естественно и неизбежно, что наши представления о характере и ходе провозглашенной в феврале 1848 г. в Париже «социальной» революции, революции пролетариата, были ярко окрашены воспоминаниями о прообразах 1789–1830 годов. А когда парижское восстание нашло отклик в победоносных восстаниях Вены, Милана, Берлина; когда вся Европа вплоть до русской границы была вовлечена в движение; когда затем в июне в Париже произошла первая великая битва за господство между пролетариатом и буржуазией; когда даже победа ее класса настолько потрясла буржуазию всех стран, что она снова бросилась в объятия только что свергнутой монархическо-феодальной реакции, — тут уж при тогдашних обстоятельствах для нас не могло быть сомнения в том, что начался великий решительный бой, что он должен быть доведен до конца в течение одного длительного и полного превратностей революционного периода, что завершиться, однако, он может лишь окончательной победой пролетариата.
После поражений 1849 г. мы отнюдь не разделяли иллюзий вульгарной демократии, группировавшейся in partibus [in partibus infidelium — вне реальной действительности, заграницей (буквально: «в стране неверных» — добавление к титулу католических епископов, назначавшихся на чисто номинальные должности епископов нехристианских стран). Ред.] вокруг временных правительств будущего. Она рассчитывала на скорую и окончательную победу «народа» над «тиранами», мы же — на продолжительную борьбу, после устранения «тиранов», между таившимися в этом самом «народе» противоположными элементами. Вульгарная демократия со дня на день ждала нового взрыва; мы еще осенью 1850 г. заявили, что во всяком случае первый этап революционного периода закончился и что до наступления нового мирового экономического кризиса ничего не произойдет. Поэтому мы и были подвергнуты отлучению как изменники революции теми самыми людьми, которые впоследствии почти все без исключения пошли на примирение с Бисмарком — поскольку Бисмарк их этого удостоил.
Однако история показала, что неправы были и мы, что взгляд, которого мы тогда придерживались, оказался иллюзией. История пошла еще дальше: она не только рассеяла наше тогдашнее заблуждение, но совершенно изменила и те условия, при которых приходится вести борьбу пролетариату. Способ борьбы, применявшийся в 1848 г., теперь во всех отношениях устарел, и этот пункт заслуживает в данном случае более подробного рассмотрения.
Все прежние революции сводились к замене господства одного определенного класса господством другого; но все господствовавшие до сих пор классы являлись лишь ничтожным меньшинством по сравнению с подвластной народной массой. Таким образом, одно господствующее меньшинство свергалось, другое меньшинство становилось вместо него у кормила власти и преобразовывало государственные порядки сообразно своим интересам. Всякий раз это бывала та группа меньшинства, которая при данном состоянии экономического развития была способна и призвана господствовать, и именно поэтому — и только поэтому — при перевороте подвластное большинство либо принимало участие в перевороте в пользу этой группы, либо же спокойно примирялось с переворотом. Но если отрешиться от конкретного содержания каждого отдельного случая, общая форма всех этих революций заключалась в том, что это были революции меньшинства. Если большинство и принимало в них участие, оно действовало — сознательно или бессознательно — лишь в интересах меньшинства; но именно это или даже просто пассивное поведение большинства, отсутствие сопротивления с его стороны создавало видимость, будто это меньшинство является представителем всего народа.