Собрание сочинений в 10 томах. Том 2: Третий глаз Шивы
Шрифт:
Он безотчетно снял трубку:
— Слушаю.
— Квартира профессора Ковского? — Спрашивающий говорил с очень характерным акцентом, не то кавказским, не то среднеазиатским. — Можно его попросить к телефону?
— Кто это? — помедлив, тихо спросил Люсин и надавил клавиш подсоединенного магнитофона.
— Профессор? (Люсину показалось, что неизвестный обрадовался.) А мне сказали, что вы в командировке, не скоро будете, на той неделе звонить сказали!
— С кем я говорю? — так же настойчиво и тихо вновь спросил Люсин.
— Не узнаете? Вы меня не узнаете? —
— Пожалуйста, назовите себя.
— А вы кто такой? Куда я звоню? Это не квартира профессора?
— Ах, это вы! — Люсин принял решение. — А я вас сразу и не узнал! Откуда вы говорите?
— Что? — настороженно спросил неизвестный и тут же дал отбой.
«Смешно было бы надеяться, — подумал Люсин, еще прислушиваясь к частым гудкам. — Право, смешно».
Положив трубку на стол, он кинулся в квартиру напротив:
— Мне позвонить!
Достал записную книжку, нашел нужный телефон и набрал номер.
— Добрый день! Люсин говорит… Проверьте, с кем соединен телефон… — и назвал номер Ковских. — Как жизнь?
— А ничего! — весело ответили ему. — Сейчас проверим.
Что-то щелкнуло, наступила глухота, затем последовал еще один щелчок, и сразу же прозвучал голос:
— Из автомата возле метро «Фрунзенская».
— Я так и думал, что из автомата, — вздохнул Люсин, но в глубине души он остался доволен. Не бог весть какой успех, конечно, но все-таки… — Спасибо, — сказал он.
Поблагодарив хозяйку, он поспешил назад — не терпелось прослушать запись.
— Черт! — Он вздрогнул от неожиданности и тут же болезненно поморщился. Затаившийся в темном углу котик подстерег удобный момент и, точно тигр из засады, совершил меткий прыжок. Вцепившись Люсину в ногу, он полез по ней, как по дереву, победно и злобно урча и прижимая уши. — Да отцепись ты, проклятый! — прошипел Люсин, с трудом отдирая сиамского зверя, вонзившего широко растопыренные когти в тонкую дакроновую ткань.
Крохотные дырочки на брюках он попытался загладить пальцем, но, поймав заинтересованный взгляд Веры Фабиановны, сразу же как ни в чем не бывало выпрямился и заложил руки за спину.
— Играете? Ну-ну, — сказала она, закрыв за собой дверь. — Людмила Викторовна сейчас выйдет. А котеночка-то я сюда привела, чтоб ей не так одиноко было. Мой презент.
«Вот неугомонная старуха! — вздохнул незлобиво Люсин. — Вечно где она, там кошки и вообще всякая чертовщина».
— Я готова. — В коридоре появилась Ковская. Невзирая на жару, она надела черные кружевные перчатки. — Можно ехать. У вас ко мне вопросов не будет?
— Будет, Людмила Викторовна, как же без этого! — Люсин виновато поежился. — Но, я думаю, лучше потом? Не в такой момент?
— Если надо, я готова.
— Нет, уж лучше потом… Кстати, тот самый, с кавказским акцентом, о ком вы рассказывали, больше не звонил?
— По-моему, нет. — Она задумалась. — Определенно нет.
— Вы правильно надумали отвечать, что Аркадий Викторович в командировке. Если только вам не очень неприятно, продолжайте так говорить и впредь. Хорошо?
— Да, но какой теперь в этом смысл?
— Поверьте мне, что смысл есть. — Люсин заглянул ей в глаза: — Я прошу вас об этом как о дружеской услуге.
— Ну, если вы считаете, что это необходимо…
— Вот именно, необходимо. Спасибо вам. Идем? — Он потянулся к замку.
— Один момент. Я, кажется, забыла платок. — Она раскрыла сумочку. — Так и есть! Верочка, — она просительно улыбнулась Чарской, которая так и не ушла от дверей спальни, — Верочка, возьмите платок у меня на туалете.
— Вот, держите, — покровительственно проворчала Вера Фабиановна, с исключительным проворством выполнив возложенную на нее миссию. — Я и шкатулочку замкнула, а то не ровен час… Разве можно кольцами так разбрасываться?
— Людмила Викторовна, раз уж зашла речь, я бы хотел попросить ненадолго ваши камни, те, с которыми Аркадий Викторович экспериментировал. Денька на два.
— Хорошо, — важно наклонила голову Ковская. — Сейчас?
— Можно потом, — остановил ее Люсин. — Вас я тоже хочу просить о таком же одолжении, — обратился он к Чарской. — Они мне нужны в интересах следствия. Все будет возвращено в целости и сохранности.
— Своего я ничего не дам, — отрезала Чарская. — Если для дела надо, у Людмилы Викторовны возьмете. Ее камни прежде моих лечены были. Так что нечего…
— Но вы, помнится, говорили, что Аркадий Викторович не только излечил ваши драгоценности, но даже цвет их изменил? В частности, окрасил в голубой оттенок большой бесцветный топаз.
— Ничего такого я не говорила и сказать не могла!
— А вот Лев Минеевич… — начал было Люсин, проклиная в душе прижимистую старуху. — Он мне рассказывал…
— Не знаю, что вам рассказывал этот болтун и фантазер, — решительно оборвала его Чарская, — только не видать вам моих самоцветов как своих ушей! А Льва Минеевича вашего я больше к себе и на порог не пущу.
— Хорошо, — вынужден был согласиться Люсин. — Пусть будет по-вашему. Но хоть одним глазком дайте взглянуть на ваши раритеты! Объяснить, что сделал с ними Аркадий Викторович, вы можете?
— Знаю я вас, быстры больно! — не желала идти на компромисс старуха.
— Но, Верочка, — вмешалась Людмила Викторовна, — если интересы следствия требуют, то отчего не пойти навстречу Владимиру Константиновичу?
— Глупости все это! — буркнула Чарская. С одной стороны, ей было неудобно перед подругой, с другой — она вовсе не желала связываться с милицией, тем более в таком деликатном деле. И она стала плести откровенную галиматью: — Думаете, мне жалко? Или я за камни боюсь? Нет, нет и еще раз нет. — Она даже притопнула. — Только вспомните, что Аркашенька наш говорил… — Она шмыгнула носом и жалобно заморгала, но глаза ее остались сухими. — Камни-то, они живые! Во как. И жизнь дающие! Чужой их и сглазить может, испортить навек. Как же я на такое пойду? На убиение жизни, на поругание тайны? — И чтобы перевести разговор на другое, осведомилась: — А мне можно будет с вами поехать на опознание?