Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
Он позвонил в Париж и попросил Левэка зарезервировать билет на рейс Париж — Порт-Луи.
— Клери подберет самый удобный маршрут, — заверил отставной подполковник. — Как быть с багажом?
— Пусть пока остается в «Кларидже». Я потом дам знать.
— В какой день вас ждать?
— Одну секунду, Морис! — Джонсон обернулся к Уорвику. — Когда мы сможем добраться до Ниццы?
— Дотемна полагаем прибыть, — с суеверной неопределенностью, как и подобает моряку, ответствовал лорд. — Очередной форс-мажор?
— Нормальные будни, — скрывая тревогу, небрежно отмахнулся Джонсон. — Ложимся на обратный курс, адмирал… Вы меня слушаете, Морис? — крикнул
— А я надеялся половить с вами рыбу, — огорчился Уорвик.
— Ставриду, кефаль? На пеламиду вряд ли можно надеяться… Мы еще с вами поохотимся на настоящую рыбу!
— Где, например?
— Хотя бы на Гавайях. Голубой марлин футов на десять подойдет?
— Обещаете?
— Будущей весной, если ничего не изменится.
Аэробус А-320 из Ниццы приземлился в Орли около часа ночи. Педантичный Левэк ухитрился подать лимузин к трапу.
— В «Кларидж», — бросил он шоферу, захлопнув дверцу. — Вы летите послезавстра на «В-747», — объяснил, раскрыв билет. — Я не хотел рисковать: Хартум не то место, где стоит садиться. Через Касабланку и Каир немного дальше, но зато безопаснее.
— Пусть будет по-вашему, один день ничего не решает… Следующая посадка в Найроби?
— Да, затем в Дар-эс-Саламе, Морони, а там и ваш Порт-Луи. Посадки на Мадагаскаре не будет.
— Морони — это что?
— Каморские острова.
— Семь тысяч миль, не менее, — заключил Джонсон. — Ну, да ладно… За последние дни, надеюсь, ничего не случилось?
— По крайней мере чрезвычайного, так — местные огорчения… Бланш Вижье отказалась с нами сотрудничать.
— Она вроде была согласна?
— Сначала согласилась, потом передумала. Как мне кажется, из-за мужа.
— Жаль! — огорчился Джонсон. Доктор Вижье, инженер-электронщик с золотыми руками, работала в области гелиотехники. Электронику для солнечной станции в Тулузе собирали в ее бюро. Парни из «Силиконовой долины» просили специалиста примерно такого уровня. Легко сказать! — Незадача… А кто ее муж?
— Клод Оври, кутюрье. Не из первой десятки, но довольно известный.
— Тогда понятно. Зачем им лишние хлопоты?
— Что и говорить, деньгами таких не соблазнишь.
— Смотря какими деньгами, — уточнил Джонсон.
За стеклом автомобиля открылся сияющий простор площади Согласия. Карнакский обелиск с картушом фараона, подсвеченный прожекторами, возник нежданно и грозно, словно знамение.
Швейцар в цилиндре степенно приблизился к затормозившему «мерседесу».
Авентира пятая
Каир, Египет
Бирюзовый попугай влетел в кабинет, сел на лампу и затрещал, тряся головой. Пришлось отложить фотокопию папируса, присланного из Лондона, и заняться клеткой: подсыпать семян, сменить воду.
Бутрос Сориал по праву считался одним из наиболее выдающихся египтологов мира. Ему посчастливилось прочитать бесчисленное количество магических свитков и так называемых пирамидальных надписей, украшавших стены заупокойных храмов. Принадлежность к древнейшей христианской общине коптов ничуть не мешала ему восхищаться практической мудростью жрецов Осириса и Исиды. Иногда он ловил себя на мысли, что древние, всеми забытые боги вовсе не умерли, подобно греческому Пану, с приходом Христа, но лишь удалились в некие сумеречные пространства, доступные зову ищущих душ. Но кто искал их — прекрасных, волшебных, звероголовых, — увенчанных коронами Юга и Севера, защищенных знаками вечной жизни
Археологи, методично просеивавшие пески пустыни? Грабители могил, поставляющие заморским коллекционерам бесценные памятники золотой зари человечества? Или такие книжные черви, как он сам, чья душа раздвоена, а мозг заворожен призраками, блуждающими среди исполинских лотосовых колонн?
Погружаясь в бездонную глубину коптских текстов, он жадно, с неизъяснимым наслаждением вслушивался в голос Гермеса Трисмегиста, звучащий в мозгу. В редкие минуты предельной концентрации мысли казалось, как откуда-то проецируется фосфорическая тень обнаженного по пояс жреца с головой птицы и уходит сквозь стену. Но еще до того, как возникало видение и таяли стены, открывая бесконечный, пронизанный лучами простор, Сориал сердцем угадывал приближение мудрого бога с тонким, книзу изогнутым клювом ибиса, книгой судеб и писчей тростинкой в руках. Да, это был он, бог превращений и таинств, великий Тот, покровитель писцов и ученых. Откуда являлся он, повинуясь тайному зову души? Из мрачных подземелий дуата [26] ? Из зала Двух Истин, где, стоя рядом с Анубисом — взвешизателем сердец, записывал грехи и благие деяния душ на последнем суде? Было ли то болезнью, вызванной чрезмерным напряжением мозга и неизбежными гормональными изменениями стареющего тела? Сориал не доискивался причины, чураясь психиатров, словно бродячих псов, расплодившихся на каирском кладбище, в этом городе мертвых двадцатого века, где ютились в чужих гробницах бездомные парии.
26
Загробный мир в древнеегипетской религии.
Отец восьми детей и дед четырнадцати внуков, Сориал прожил долгую и счастливую жизнь. Те внутренние перемены, что дали знать о себе на астральном рубеже Водолея, он воспринял как дар свыше, о котором нельзя рассказать никому, ибо недалек час, когда сама собой разрешится последняя тайна. Гностик и монофисит, он был добрым отцом и мужем и, хотя редко посещал церковь, щедро жертвовал на благотворительные нужды прихода. Профессорское жалование и должность консультанта музея позволяли ему жить, если не на широкую ногу, то вполне достойно и даже оказывать помощь различным организациям, включая общество защиты китов. Кто бы ни встретил его — святой ли Петр с ключами, или Осирис со знаками фараоновой власти — у него найдутся слова оправдания:
«Слава тебе, владыка правды! Я пришел к тебе… Я не творил неправды… не творил зла… не делал того, что мерзость перед богами», как гласит 125 глава «Книги Мертвых».
Письмо из Лондона, в котором ему предлагали принять участие в исследовании нетронутой гробокопателями гробницы фараона XXI династии, воспринял с энтузиазмом. Представился случай вновь побывать в Луксоре и Карнаке, столь щедро одаривших его счастьем открытий. Один только бог знает, какие тайны хранит подземная усыпальница! Конечно, работать в Долине Царей нелегко. Даже в молодые годы раскаленная каменная пустыня, кишащая змеями и скорпионами, — не подарок. Да и времена наступили лихие. В борьбе с террором власти продемонстрировали полнейшую беспомощность. Кого обрадует перспектива заполучить пулю или взорваться на мине, подложенной мусульманским фанатиком? Изуверы из Тегерана и этот кошмарный Каддафи мехами ненависти раздувают пламя войны и льют и льют в него масло своих нефтедолларов.