Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Так, Евгений Владимирович.
— Подготовили?
— Подготовили.
— Когда, хотелось бы знать?
— Заранее, — не поднимая глаз, выдавил Ровнин.
— Кому вы пытаетесь втереть очки? Мне, который знает вас, как облупленных? Небось спохватились лишь тогда, когда пришла телеграмма. Наляпали за ночь по вредной студенческой привычке и думаете, сойдет. Нет, голубчики! Чтоб через пять минут все лежало у меня на столе.
— Сейчас принесу, — встрепенулся Малик, не придавая большого
— Погодите, — нетерпеливым движением локтя удержал его Доровский. — Ланской здесь.
— С утра был, — заученно отреагировал Малик. — Найти?
— Уж окажите милость… К Лупкину-Пупкину ездили?
— Он Пулкин, Евгений Владимирович.
— Вы усматриваете существенную разницу? Я — нет. И что же он вам сказал, этот Пупкин? Да вы садитесь, Марлен Борисович, нечего топтаться у стола!
— Разговор получился довольно своеобразный, — принялся рассказывать Малик, беря стул. — Сначала он встретил меня в штыки…
— Кто, Пупкин? — уточнил Доровский, упрямо осклабясь.
— Он, Евгений Владимирович, он… Едва я назвался, как он сразу полез на стенку. «Ничего не боюсь! — орет. — Я здесь ко всему привык, и вам меня не сдвинуть!» Представляете?
— М-да, — хмыкнул Доровский. — А вы, конечно, кинулись в драку?
— Совсем напротив! Я…
— Ну, если не вы, то, значит, Ланской?
— Так его вообще там не было! — удивленно опешил Марлен. Определенно шеф настроился сегодня на агрессивный лад. Даже рта не дает раскрыть.
— И где же он изволил прохлаждаться? Разве я не говорил, чтобы вы съездили вместе.
— Говорили, Евгений Владимирович, но Кира был в тот день очень занят, и я решил…
— Догадываюсь, чем он занимался, но об этом позже, а пока продолжайте, Марлен Борисович, прошу.
— Короче говоря, он сразу расставил все точки над «i». Дескать, запугать его невозможно ни тюрьмой, ни высокими инстанциями, ни даже физической расправой.
— Он именно так и сказал? — Доровский улыбнулся, постепенно оттаивая.
— Даже хуже! Он употребил термин «рукоприкладство».
— Какая прелесть. А вы в ответ?
— Я робко попросил его обратиться к сути. Но товарищ Пулкин заявил, что ни на какие устные переговоры он не пойдет, а будет вести лишь официальную переписку. «Если вы не согласны с нашим решением, — изрек сей муж, — а вы не согласны, иначе бы не прибежали скандалить, направьте обоснованное возражение». Я пообещал так и сделать, но спросил, что, по мнению товарища Пулкина… Пупкина то есть, нас ожидает в дальнейшем? Пупкин не скрыл, что переправит нашу цидулу товарищу Громкову, и все вернется на круги своя.
— Кто сказал «цидулу» — он или вы?
— Я сказал «цидулу».
— Впредь попрошу вас строже придерживаться лексических особенностей первоисточника. Ваша отсебятина у меня давно поперек горла стоит.
— Есть, Евгений Владимирович. — Малик засмеялся. — Будем придерживаться… На мой вопрос о смысле подобной затеи первоисточник с неподражаемой прямотой заявил, что ИМЕП — головное учреждение, а товарищ Громков — монополист в данной области, и он обязан прислушиваться только к его руководящему мнению.
— «Руководящее мнение» и «монополист» — это его или ваше?
— «Мнение» — мое, «монополист» — Пупкина.
— Спасибо за разъяснение. Дальше.
— Собственно, на этом мы с ним и расстались. О чем было еще говорить, Евгений Владимирович?
— Правильно сделали. Хвалю, Марлен Борисович, за проявленную выдержку… Пожалуй, даже лучше, что вы не взяли с собой Ланского. Он бы обязательно полез в драку. Или стал бы угрожать «рукоприкладством». — Доровский выдавил скупую улыбку. — А как насчет возражения? Написали?
— Уже отослано, Евгений Владимирович, я вам еще по телефону докладывал.
— Да, помню… Кто писал?
— Конечно, Кира!
— Удивляюсь, как он время нашел для подобной малости, — едко заметил Доровский, вновь помрачнев.
— Он с утра до ночи вкалывает, — обиделся за друга Марлен. — Мы столько сделали за этот месяц, а вы придираетесь к нам, Евгений Владимирович.
— Ну-ка зовите его сюда, — властно распорядился шеф. — А там поглядим, сколько и чего, — акцентировал он, — вы, голубчики, сделали.
Кирилл, на счастье, сидел в лаборатории, отбирая для Лебедевой оттиски и вторые экземпляры еще не отосланных в журналы статей.
— На ковер к шефу, — мотнул головой Малик. — Лют, привередлив. — И полез за рулоном заводских чертежей.
Евгений Владимирович с подчеркнутой вежливостью, но молча пожал Кириллу руку и предложил сесть.
— Что ж, устраивайтесь, ребята, давайте поговорим втроем, — начал он несколько загадочно, безуспешно пытаясь пригладить торчащий на макушке седенький хохолок. — Как успехи?
— Пока все нормально, — откликнулся Кирилл, взглянув на сидевшего с отсутствующим видом Малика.
— Нормально, считаете? Так-так. — Доровский побарабанил пальцами по столу. — Мне говорили, Кирилл, что вы идете к Анастасии Михайловне? Это верно?
— Ничего еще не решено, Евгений Владимирович, — вздрогнув от неожиданности, пролепетал Кирилл и подумал: «Вот оно! И как скоро…»
— Ничего не решено. Отлично! Выходит, самое время сейчас решать. Со мной, например, учителем и, как почему-то думалось до сих пор, другом. С ближайшим, так сказать, однокашником и единомышленником… Вы знаете, Малик, что Кирилл Ионович намерены покинуть нас?