Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Реактор ваш не идет! Вы простите, но я не утерпел и опробовал установку без вас. Так, знаете, для успокоения.
— И что? — упавшим голосом спросил Малик.
— Козел! — Василь Львович осторожно, словно его мучил радикулит, опустился в кресло. — Надеюсь, вы знаете, что это такое?
Еще бы Малик не знал! Сколько раз приходилось ему калечить дорогостоящую трубку, чтобы пробить намертво спекшуюся пробку губчатого металла.
— Ничего страшного, — сказал он не слишком уверенно. — Главное, что восстанавливается. Режим как-нибудь подберем.
— Что толку от такого восстановления? Вы же предлагаете нам непрерывный процесс! Я правильно понимаю? А восстанавливать можно где угодно, хоть в костре, как в доисторические времена.
— Зря вы не дождались меня, Василь Львович.
— От вашего личного присутствия так много зависит? — Кондырев поцокал языком. — Вы случайно не экстрасенс?
— При какой температуре вели процесс?
— Тысяча сто.
— Зачем так много? С первого раза…
— Мне показалось, что так будет оптимально.
— Жаль, Василь Львович, честное слово, жаль… Все-таки у нас опыт, работали на самых разных режимах. Стоило бы прислушаться.
— Конечно, теперь вы начнете валить на меня. Что еще остается? Но я уверен, что дело тут не в режиме. Порочна сама конструкция, сам принцип. Над реактором нужно еще биться и биться.
— Будем биться, Василь Львович.
— Вам легко говорить. «Фигаро здесь, Фигаро там». Вильнули хвостиком и назад в столицу.
— Если от этого зависит ваше спокойствие, буду сидеть до победного конца.
— Долго придется сидеть.
— Сколько понадобится.
— Тут целый НИИ необходим, чтоб разобраться.
— Может, попробуем для начала своими силами?
— И откуда вы такой самонадеянный на мою голову?.. За реактор кто будет нести ответственность перед директором? Не вы же?
— Почему не я, Василь Львович? Разве мы не в тандеме? Считайте, что запороли реактор при моем непосредственном участии… Порфирий Кузьмич уже знает? — спросил он про директора.
— Ждал вас. — Кондырев высокомерно вскинул голову. — Теперь можно и докладывать со спокойной душой.
— Я бы на вашем месте не торопился. Давайте все-таки сначала разберемся. Попытка — не пытка.
— Пойдем поглядим, — согласился Василь Львович, слегка поостыв. — Купил барин собачку…
XXXII
Поворотная стрела бережно опустила «Пайсис» на воду. Потом его медленно отбуксировали подальше от белого борта «Борея», игравшего пятнами отраженного света. Пропуская редкие медлительные валы, оранжевый поплавок лениво вздымался и опадал, окруженный стаями суетливых чаек.
Надев спасательные жилеты, Светлана, Сергей Астахов и геотектоник Шахазизян спустились по веревочному трапу в шлюпку. Гребцы из палубной команды оттолкнулись от борта и дружно налегли на весла. Сергей привычно раскрутил накалившуюся баранку и, откинув тяжелую крышку, проскользнул в люк. Карэн Шахазизян галантно предложил Светлане руку. Держась за канат ограждения, она бросила чайкам припасенные крошки.
Мелькание крыльев, оглушительное многоголосье, солнечный звон. А затем небо над ней сузилось в круглую диафрагму и погасло, проглоченное затвором, когда Шахазизян захлопнул за собой люк.
В просторной овальной рубке было светло. Струящийся из иллюминатора голубоватый рассеянный свет бледными зайчиками дрожал на панелях управления. Когда каждый из акванавтов занял свое кресло, Астахов включил электроснабжение и методично принялся проверять системы жизнеобеспечения и связи. Щелкали контакты, вспыхивали рубиновые огоньки индикаторов, фосфорическим свечением наливались шкалы приборов. Их было не меньше, чем в кабине авиалайнера, и отработанные долгой тренировкой действия Астахова почти ничем не отличались от манипуляций пилота, готовящегося к взлету.
Автономный подводный аппарат, способный погружаться на глубину до двух тысяч метров, был снабжен новейшей системой гидроакустической навигации, гидролокатором кругового обзора, эхолотом, приборами радио- и гидроакустической связи, забортными фото- и телекамерами, чувствительными гидрофизическими датчиками и в довершение всего парой механических рук. Чуткие металлические пальцы могли крушить подводные скалы, выламывая куски в центнер весом, и бережно извлекать из раковин жемчужные зерна.
В задачу экипажа Астахова входило обследование рифтовой зоны, где в разломах коры рождалась новая каменная оболочка планеты. В точке, куда должен был опуститься «Пайсис», подводная телекамера зафиксировала ложбину, сплошь заполненную шарами до двух метров в диаметре. Судя по размерам и гладкой поверхности, они резко отличались от обычных железомарганцевых конкреций. Манипулятор не смог бы сдвинуть с места подобное двадцатитонное ядро, но оставалась надежда отыскать в бильярдной россыпи шарик поменьше.
Когда все системы и механизмы были опробованы, Астахов получил с борта «Борея» согласие на погружение. Вскипев воздушными пузырьками, к стеклу прихлынула желтоватая на просвет муть. Но вскоре акриловая толща иллюминатора прояснела небесным сиянием, пронизанным стремительным мельканием крохотных льдинок. Это поразительно напоминало град при ясной погоде. «Пайсис» скользил в глубину, пробивая плотную толщу планктона. Движение аппарата почти не ощущалось, и поэтому казалось, что планктонный град сыплет снизу вверх. Прильнув на мгновение к освещенному овалу, уносились розоватые кальмарчики, крупные креветки, расходящиеся косяки рыб. Синева ощутимо угасала, наливаясь непроглядной густой тушью.
Астахов включил прожектора. Глухая чернильная мгла, где изредка вспыхивали холодные искры, вновь обрела лазурную прозрачность. Но электрические лучи впитывала непроницаемая завеса. Теряя накал в осязаемо жуткой близости, они расплывались бессильным бахромчатым ореолом, за которым еще отчетливее проступал мрак. Даже самые ненастные ночи подлунного мира не знают кромешной такой беспросветности. Неведома она и космической бездне, прошитой узором немигающих звезд и туманностей.
Светлана не первый раз опускалась на дно, раздираемое конвульсиями обновляющейся тверди. Она знала, что и здесь, в спрессованном чудовищным давлением хладном мраке, трепещут эфемерные язычки живого всеохватного пламени.