Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Это позволит определить направление миграций?
— Разумеется, нет! Зато наша гипотеза получает солидное математическое подкрепление. Если в обозримом будущем мы сумеем поставить эксперимент…
— В обозримом будущем меня волнует газ. — Корват переключил внимание на Северьянова. — Если мы его не отыщем, я вообще не могу поручиться за наше будущее. Таким манером, ледиз энд джентльмен. Всякий нормальный человек начнет поиск с ловушек, но на карте, которую любезно представила нам милая Лариса Антоновна, я не нахожу глин, способных изолировать пласт. — Он щелкнул по белому пятнышку. — Что за бледная немочь?
— Пропустили! — вспыхнула Лариса Постор. — Не успели закрасить, Игнатий Сергеевич, уж очень спешили.
— Опять не успели? А я должен за вас отдуваться? Решать головоломки на тему «Что бы это значило?»! Потрудитесь мобилизовать свой отдел. К пятнице мне нужен рабочий экземпляр карты. Хочу обмозговать в дачном уединении. Помощи-то ждать неоткуда.
— А вы разгоните нас к чертям собачьим, — стараясь оставаться спокойным, посоветовал Северьянов. — Как вы любите иногда.
— Извините, Дмитрий Васильевич, если чем-то не угодил непосредственному, так сказать, подчиненному. По конкретным вопросам, связанным с монгольской экспедицией, я буду иметь честь посетить товарища Северьянова в его резиденции послезавтра.
— В десять тридцать, — напомнил Северьянов, не принимая обидной иронии.
— Не беспокойтесь, не опоздаю. Точность — вежливость королей. Они проявляют ее, если нужно подчеркнуть различие между просто подданными и друзьями.
— У королей не бывает друзей. — Северьянов с достоинством поднялся. — Лизоблюды и льстецы не способны на дружбу.
— Ладно, выметайтесь отсюда подобру-поздорову, — почти добродушно сказал Корват. — Это касается всех. Если родится конструктивная идея, прошу незамедлительно поставить меня в известность. В любое время суток.
Оставшись один, он с отвращением принялся перелистывать папку, переданную начальником отдела кадров. Ощутив неприятное потягивание в левом локте, рассосал крупинку нитроглицерина.
— Слушай, Пантелей Романович! — с видимым дружелюбием обратился он к застывшему по стойке «смирно» кадровику, которого вызвал к себе телефонным звонком. — Некстати вы затеяли эту кутерьму, честное слово, некстати.
— Разве такие штучки когда бывают кстати?
— Тем более нужно кончать волынку. — Корват побарабанил по злополучной папке. — Как ты там это сделаешь, меня не касается, но людей не тронь. Их уже лихорадит от комиссий. Довольно.
— Так не могу, Игнатий Сергеевич. — Кадровик развел короткопалыми ручками. — Делу дан ход. Ничего теперь не попишешь.
— Вот бы и не писал ничего! — тихо взъярился Корват. — Или руки чесались?
— По-твоему, следовало смотреть сквозь пальцы? Покрывать?
— По-моему, не надо делать из мухи слона.
— Ничего себе муха! Липовые расписки, липовые фамилии, липовые номера паспортов.
— Это доказано? Или доказывать свою невиновность должен начальник партии? — Корват еле сдерживался, чтобы не ударить кулаком по столу. Он пережил на своем веку десятки подобных историй. Как правило, расследования кончались пшиком. Среди геологов, конечно, попадались разгильдяи, халтурщики, даже откровенные дураки, но заведомо нечестные субъекты встречались крайне редко.
— К сожалению, частично доказано. — Пантелей Романович строевым шагом подошел к столу. — Разреши сесть, Игнатий Сергеевич.
— Пожалуйста, Пантелей Романович, извини.
— Так вот, если желаешь знать, я специально послал человека проверить на месте. Часть документов, внушивших подозрение, определенно липовая.
— Какая часть? На какую сумму? Конкретно.
— В общем выходит на двести пятьдесят семь рублей сорок девять копеек.
— Это на партию с бюджетом в семнадцать тысяч! — Корват нехорошо улыбнулся. — И этот твой, как ты говоришь, человек сожрал полтыщи, потому как один билет туда полтораста рублей стоит!
— Не имеет значения, Игнатий Сергеевич, важен принцип.
— Принцип, разумеется, важен. Кто спорит? — Корват понял свое бессилие. — А этот осел, — он имел в виду энергичного двадцативосьмилетнего парня, которого всего лишь год как выдвинули на должность начальника, — этот имбицил знаком с результатами вашего расследования?
— Да, я ему все показал и потребовал написать объяснительную записку.
— И что же?
— Категорически отрицает факт присвоения денег.
— А липовые, как ты говоришь, фамилии, номера?
— Отмалчивается или говорит, что напутал.
— Может, действительно напутал?
— Не рассеивай меня, Игнатий Сергеевич, я сорок лет в органах юстиции работал.
— Рассеивать мне тебя недосуг. Забирай и действуй согласно закону. — Он брезгливо отодвинул от себя подшитые документы. — Но запомни, Пантелей Романович, еще одна такая история, и я разгоню всю вашу хунту к чертям собачьим. Чего бы это мне ни стоило.
Когда кадровик ушел, секретарша принесла Корвату стакан чаю и плавленый сырок с ломтиком черного хлеба. Перекусив и немного отдохнув в одиночестве, он поехал на кафедру, где его заместитель Александров заваривал очередную склоку. На сей раз в комплоте с невероятно энергичной Верой Андриановной Фаворской, с одинаковым мастерством способной разыграть истерический припадок и бескорыстное горение во славу науки.
Вопреки общему направлению кафедры, твердо стоящей на позициях органического происхождения нефти, Вера Андриановна разрабатывала неорганическую модель. Она пыталась доказать в частности, что не только углеводороды, но и порфириновые соединения нефтей сформировались в недрах вулканов. Пожалуй, с этим можно было бы примириться, если бы не уходило столько времени и сил на борьбу. К великому сожалению, профессор Фаворская отстаивала свою истину не столько на ученых советах, сколько в коридорах высоких учреждений, прибегая к нечистоплотным приемам.