Собрание сочинений в 10 томах. Том 9
Шрифт:
— Но ты истекаешь кровью! — вскричала Сузи. — И потом эта пуля…
— Это пустяки… Я знаю, как вынуть ее, — перебила Сигамба и, оглянувшись вокруг, прибавила: — Принесите мне листьев вон того растения с красными цветками, которые горят, как огонь. Вон они, там, около болота. Я сама приложу их к ране, и кровь остановится, а пулю можно вынуть после.
Ральф поспешил исполнить просьбу нашей спасительницы и принес ей целый пучок широких листьев какого-то растения с ярко-красными чашечками цветков. И действительно, как только Сигамба приложила это растение к своей ране, кровь сейчас же перестала течь из нее. Приходилось только удивляться знанию этой маленькой дикарки свойств каждого растения и умению пользоваться им!
По просьбе Сузи один из провожавших нас кафров посадил знахарку к себе на лошадь, и мы тронулись в путь — конечно, не через лощину, а другой дорогой. Этот путь был длиннее, зато совершенно безопасный.
К обеду мы благополучно прибыли домой. Вечером мы с Яном и Ральфом долго совещались, как поступить, чтобы наконец обезвредить Черного Пита. Сначала мы хотели подать на него жалобу в суд, но потом раздумали. До Капштадта было несколько сотен миль, и притом у нас имелись только два неважных свидетеля преступного замысла Пита: кафр и знахарка неизвестно какого племени. Судьи едва ли приняли бы всерьез показания подобных свидетелей. Поэтому мы и порешили на том, что нужно оставить без внимания замысел Пита, тем более что он благодаря бдительности нашей зоркой телохранительницы не удался.
Через некоторое время мы узнали, что наш враг продал свою ферму и уехал неизвестно куда. Ян и дети очень обрадовались этому известию. Они думали, что теперь навсегда избавились от преследований Пита; но мое сердце чуяло, что вовсе не конец его преследованиям. Поэтому я торопила свадьбу наших детей, чтобы Ральф имел законное право защищать Сузи от посягательств на нее со стороны негодного человека.
Хорошо сознавая, что быть в доме двум женщинам на правах хозяек крайне неудобно, хотя бы они и были родная мать и дочь, мы с Яном решили отделить часть нашей земли, скота и людей и выстроить для молодых новый дом, в нескольких милях от нашего, на берегу небольшой реки.
Во время стройки новобрачные будут жить в большом селении, миль за пятьдесят от нас, у одной из моих двоюродных сестер, богатой и бездетной вдовы. Там они будут в первое время своей супружеской жизни в полной безопасности, находясь в густонаселенной местности, и Черный Пит не осмелится их тронуть. А потом он примирится с мыслью, что Сузи потеряна для него, и забудет ее. Так мы, по крайней мере, думали, но не так случилось на деле.
Однажды вечером, за неделю до свадьбы, я пошла посмотреть, убрано ли полотно, которое белилось на солнце днем на луговине, близ хижины Сигамбы. Ночь была лунная, и я отправилась без фонаря.
Подойдя к луговине, я услыхала тихое и странное пение, донесшееся со стороны жилища Сигамбы. Я остановилась, прислушалась и сейчас же узнала голос знахарки. Напев был так печален, что у меня надрывалось сердце. Слов песни я не поняла, но мне показалось, будто в ней упоминалось имя Сузи.
Сильно заинтересованная, я подошла поближе и увидела Сигамбу, сидящую на камне около хижины. Лицо знахарки было освещено бледным светом луны, падавшим сквозь вершины деревьев, окружавших хижину. Перед знахаркой, на другом камне, стояла деревянная чаша, наполненная до краев водой. Знахарка пристально глядела в чашу и, тихо раскачиваясь, пела свою печальную песню.
Вдруг она, как будто увидав в чаше что-то страшное, отскочила от нее, перестала петь и громко, болезненно застонала.
Я догадалась, что застала ее за колдовством, и хотела было крикнуть ей, чтобы она оставила это нечестивое занятие, но меня одолело любопытство: мне очень захотелось узнать, что могла колдунья видеть в воде горшка и почему она упоминала имя Сузи в своей песне. Поэтому я подошла к знахарке и резко спросила:
— Что это ты делаешь, Сигамба?
Хотя мой приход и вопрос были совершенно внезапны, однако знахарка не только не испугалась и не вскрикнула, как сделала бы на ее месте всякая другая порядочная женщина, но даже не вздрогнула и спокойно ответила:
— Я читала судьбу Ласточки и всех близких ей.
— Где же ты читала это? — продолжала я.
— Вот здесь, — указала она на чашку с водой.
Я с любопытством взглянула в чашку и увидела на дне белый песок, поверх которого лежало пять кружков зеркального стекла разной величины, но правильной круглой формы, как монеты. Самый большой кружок находился посредине остальных, расположенных вокруг него крестообразно.
— Вот это Ласточка, — объяснила Сигамба, указывая на большой кружок, — наверху — ее будущий муж, направо — отец, налево — мать, а внизу — Сигамба. Кружки эти от большого стекла, которое показывает лица людей. Мне дала его Ласточка, а я расколола его на пять частей и сделала их круглыми, потому что природа любит все круглое. Видите, они расположены в чаше так, как вот те звезды на небе.
Меня пробирала дрожь при виде этого колдовства, но я скрыла свой страх и сказала с деланным смехом:
— Что за глупая игра у тебя, Сигамба!
— Это совсем не игра, и тот, у кого двойное зрение, может многое увидеть в этой чаше, — совершенно спокойно, без малейшей обиды в голосе проговорила Сигамба. — У вас нет такого зрения, и вы не можете ничего увидеть, а баас может. Позовите бааса. Он посмотрит и расскажет все, что увидит, потому что одной мне вы не поверите.
Мне стало очень досадно, что Ян, которого я, не в обиду будет ему сказано, считала гораздо глупее себя (хотя это вовсе не мешало мне уважать и любить его), может видеть то, чего не могу я, но я все-таки пошла и привела его.
Пока я рассказывала ему, в чем дело, знахарка сидела не шевелясь, подперев рукой подбородок и не сводя своих блестящих глаз с лица моего мужа. Казалось, в ее взгляде было что-то такое, что невольно подчиняло Яна ее влиянию.
— Ну, показывай свои штуки, чернушка, — полунасмешливо проговорил Ян, выслушав мои объяснения.
— А вот взгляните туда, отец Ласточки, — отвечала Сигамба, указывая на чашку.
Ян опустился на колени и заглянул в чашу.
— Я вижу, — начал он точно чужим голосом, пристально смотря в воду и медленно выпуская слово за словом, — Сузи… себя… жену… Ральфа… и… тебя, Сигамба… А теперь вот… все… слилось в… темный цвет, и я… да, я больше ничего не могу различить.
— Смотрите пристальнее! — приказала повелительным голосом Сигамба, так и впиваясь своими странными глазами в лицо Яна.
Муж снова взглянул в воду и опять начал вытягивать из себя слова:
— Теперь… я… вижу… тень… густую… темную тень… Она похожа на… да, на голову… Черного Пита, вырезанную из… черной… бумаги… Из-за этой… тени я ничего… не… вижу… Ах, вот она делается… все меньше… меньше… меньше… теперь она закрывает… да, только тебя, Сигамба… Ты просвечиваешь сквозь тень вся… красная… точно в… крови… А теперь… Ну, теперь все пропало!… Я ничего больше не вижу.