Собрание сочинений в 10 томах. Том 9
Шрифт:
— Хорошо, Сигва, я готова сделать все, что от меня потребуется, если, конечно, это не будет противоречить моей совести, — ответила Сузи, понимая, что ей больше ничего не остается делать, как покориться обстоятельствам. — Но прежде чем назначить день для выступления в поход, мне необходимо знать причину войны.
Сигва подозвал одного из своих воинов и отдал ему какое-то приказание. Тот ушел и через несколько минут возвратился назад с толстой, противной одноглазой женщиной лет пятидесяти.
— Вот, — причина войны, — проговорил Сигва, указывая на эту женщину и в то же время с отвращением отворачиваясь от нее.
— Я не понимаю, — недоуменно сказала Сузи, с удивлением глядя на некрасивую негритянку.
— Слушай, Ласточка, я расскажу тебе, в чем дело, — сказал Сигва. — У Сикуньяны, вождя ндвандве, есть сестра по имени Батва, которая славится своей красотой. Я хочу жениться на ней и послать к Сикуньяне послов с просьбой отдать ее за меня…
— Я знаю Батву, сестру Сикуньяны, — вставила Сигамба, — она моя двоюродная сестра и действительно очень хороша собой.
— Вот ты и можешь быть свидетельницей в этом деле, Сигамба Нгеньянга, — подхватил Сигва. — Сикуньяна ответил мне, что мое предложение — особенная честь, так как считает меня самым могущественным из всех инкоси нгуни, но что сестра его не может быть отдана дешево. Если я хочу получить ее в жены, то должен прислать ему за нее тысячу голов скота, половина которого должна быть совершенно белого цвета, как день, а другая половина — черного, как ночь. Такой скот очень редок. Собрав с большим трудом в течение двух лет требуемое количество такого скота, я послал его под надежным конвоем, чтобы его не отбили дорогой, к вождю ндвандве. Четыре месяца я с нетерпением ждал возвращения своих послов с невестой. На днях они наконец вернулись и привезли мою невесту. Я собрал весь свой народ, чтобы он вместе со мной мог полюбоваться на новую жену, которую я сразу назначил главной, и послал привести ее, чтобы ее красота могла озарить и меня и мой народ, как солнце одинаково озаряет всех. И вот, вместо молодой красавицы, ко мне привели эту безобразную горную кошку! Разве это не насмешка надо мной и не требует кровавого возмездия? — прибавил вождь дрожавшим от гнева голосом.
Сузи едва удерживалась от смеха, глядя на статного Сигву и на толстую, некрасивую, кривую Батву, и поняла, что Сигва имел серьезное основание обидеться на Сикуньяну.
— Как смеешь ты, красная кафрская собака, так оскорблять благородную женщину?! — закричала одноглазая толстуха, когда Сигва окончил свой рассказ. — Я действительно сестра вождя ндвандве, которую сам великий Чака желал взять в жены… Ты просил у моего брата Сикуньяны в супружество его сестру Батву — он и прислал тебе меня.
— Стало быть, у вас две Батвы? — спросил Сигва, начиная догадываться, в чем дело.
— Две! — воскликнула толстуха. — У нас их целых четыре. В нашем племени все женщины крови вождей носят имя Батвы. Я из них самая старшая и мудрая; я даже старше брата Сикуньяны на двадцать лет, имела трех мужей и всех их пережила. А та дрянь, о которой ты говоришь, на десять лет моложе брата. Она тонка, как тростинка, и глаза ее светятся точно у козла, когда он зол. Это дочь от последней жены нашего отца; она гораздо ниже меня, потому что я родилась от первой и главной его жены.
— Жаль, что я раньше не знал, что все женщины в вашем проклятом племени называются Батвами, — сказал Сигва. — Впрочем, будь уверена, что в скором времени у вас не останется ни одной Батвы: я всех вас уничтожу, а тебя повешу на двери хижины твоего обманщика-брата. Чтобы иметь это удовольствие, я оставлю тебя пока в живых… Убирайся теперь с глаз моих!
— А! Ты хочешь напасть на ндвандве и рассчитываешь победить их, красная собака? — взвизгнула Батва. — Ну нет, этого не будет! Я еще поживу и полюбуюсь, как вас всех со стыдом и позором выгонят с нашей земли!
— Уведите ее, — крикнул Сигва, — иначе я могу нарушить свое слово и повесить ее теперь же!
Страшно озлобленную и ругающуюся Батву немедленно увели. Когда Сигва немного успокоился, Сузи, посоветовавшись сначала с Сигамбой, обратилась к нему.
— Теперь я поняла причину твоей войны, инкоси, — сказала она, — и нахожу ее не совсем законной. Стоит ли резать друг друга из-за простого недоразумения? Советую тебе по прибытии к ндвандве предложить Сикуньяне мирные условия; может быть, он и согласится на них. Потребуй от него следующего: пусть он отдаст тебе ту Батву, которую ты желаешь иметь, вместо той, которой ты не желаешь. Кроме того, он должен возвратить тебе скот, подаренный тобой ему, и дать еще две тысячи голов скота, какого у него наберется, за его обман, если только он действительно обманул тебя, а не ошибся или сам не был введен в заблуждение. Ведь ты не объяснил ему, какую именно Батву желаешь иметь женой. Если он согласится на эти условия, то не должно быть пролито ни одной капли крови, а откажется — тогда, конечно, пусть свершится неизбежное. В случае твоего несогласия на мой совет я отказываюсь добровольно следовать за тобой, потому что я — Ласточка мира, а не войны.
После долгого совещания со своими советниками Сигва объявил Сузи, что он согласен сделать так, как она предлагала ему. Как человек миролюбивый и не алчный, Сигва даже рад был обойтись без кровопролития; ему нужна была только красавица Батва. Что же касается его советников, то они были уверены, что Сикуньяна не согласится на условия Сигвы и что дело все-таки дойдет до войны, то есть до грабежа, ради которого они вечно готовы были воевать.
После этого Сузи, назначив на следующее утро выступление, попросила Сигву послать Зинти к ее родителям и мужу с вестью о том, где она находится, но Сигва не согласился на это. Он понял, что как только мы узнаем о местопребывании Сузи, то сейчас же соберем людей и пойдем выручать ее. Для того чтобы Зинти не ушел из селения, Сигва приказал не спускать с него глаз, но обращаться с ним как с гостем и ни в чем остальном не стеснять его. Такой же строгий надзор был установлен за самой Сузи и Сигамбой. Ночью знахарка попыталась было подкупить обещаниями хорошего вознаграждения кое-кого из часовых, чтобы они взялись доставить нам весть о нашей дочери. Но попытка ее не увенчалась успехом: часовые не только не поддались на это, но даже немедленно донесли обо всем Сигве, который приказал усилить надзор.
Сильно огорченная невозможностью успокоить Ральфа и нас вестью о себе, Сузи долго не могла заснуть, а когда наконец заснула, то увидела во сне, будто стоит она в своей спальне у нас в доме и видит своего мужа лежащим на постели в бреду, а меня и какого-то незнакомого ей человека (она впоследствии подробно описала мне его приметы, и я узнала в нем доктора, лечившего Ральфа) — склонившимися над ним. Она даже слышала, что я и доктор говорили между собой. Потом, заметив, что мы с ним ушли, она сама подошла к Ральфу, поцеловала его и просила не тревожиться о ней, так как она цела и невредима, избавилась от Черного Пита и находится с Сигамбой у красных кафров, которые очень хорошо обращаются с ней, но требуют, чтобы она вела их на войну против ндвандве, и пока не отпускают ее домой.
Когда Ральф спросил, где ему найти ее, перед ним вдруг открылся вид на большую красноватую гору, стоявшую на обширной равнине, окруженной другими горами, такими же красноватыми и отличающимися плоскими вершинами. На восточной стороне главной горы тянулось пять кряжей, походивших на растопыренные пальцы руки. Между тем кряжем, который был похож на большой палец руки, и следующим протекала широкая река, на берегу которой росли какие-то странные деревья с толстыми темно-зелеными листьями и громадными белыми цветами. За этими деревьями, на горе, находилось кафрское селение. Словом, точь-в-точь то место, где жило племя Сигамбы вместе с другими, против которых шел Сигва.