Собрание сочинений в 12 т. Т. 3
Шрифт:
25 сентября «Дункан» был уже у пролива Магеллана и плавно вошел в него. Этим путем обычно плывут торговые суда, направляющиеся в Тихий океан. Длина Магелланова пролива составляет всего лишь триста семьдесят шесть миль. Он настолько глубок, что по нему могут проходить, даже вблизи берегов, суда большого тоннажа, его дно удобно для якорных стоянок. По берегам много источников пресной воды, множество доступных и безопасных гаваней - словом, преимуществ, которых нет ни в проливе Лемера, ни у грозного скалистого мыса Горн, где непрестанно свирепствуют ураганы и штормы.
В первые часы плавания по Магелланову проливу, на протяжении
Паганель роптал на то, что ему не пришлось увидеть ни одного патагонца; его это сердило, а спутников забавляло.
– Патагония без патагонцев - это не Патагония, - раздраженно повторял он.
– Потерпите, мой почтенный географ, скоро мы увидим патагонцев, - утешал его Гленарван.
– Я не уверен в этом.
– Но ведь они существуют, - заметила леди Элен.
– Сильно сомневаюсь в этом, сударыня, поскольку не вижу ни одного.
– Но ведь название «патагонцы», что по-испански значит «большеногие», дано было не каким-то воображаемым созданиям.
– О! название ровно ничего не значит!
– воскликнул Паганель, любивший спорить и потому упрямо стоявший на своем.
– Кроме того, вообще неизвестно, как их называют.
– Неужели!
– воскликнул Гленарван.
– А вы знали об этом, майор?
– Нет, - ответил Мак-Наббс, - и я не заплатил бы ни одного шотландского фунта стерлингов за то, чтобы узнать это.
– И тем не менее узнайте это, равнодушный вы человек!
– заявил Паганель.
– Магеллан назвал туземцев «патагонцами», это верно, но огнеземельцы называют их «тиременеи», чилийцы - «каукалу», колонисты Кармена - «теуэльче», арауканцы - «уильче». У Бугенвиля они известны под именем «чайхи», а сами себя они зовут общим именем «ипокен». Так вот, я спрашиваю вас, как следует называть их и может ли вообще существовать на свете такой народ, который имеет столько имен?
– Вот так довод!
– воскликнула Элен.
– Допустим этот довод, - сказал Гленарван, - но, надеюсь, наш друг Паганель признает, что если существует сомнение относительно того, как называть патагонцев, то относительно их роста все одинакового мнения?
– Никогда не соглашусь с этой чудовищной нелепостью!
– воскликнул Паганель.
– Они огромного роста, - настаивал Гленарван.
– Не знаю.
– Они малорослые?
– спросила леди Элен.
– И этого никто не может утверждать.
– Ну тогда среднего роста?
– проговорил Мак-Наббс, желая всех примирить.
– Не знаю.
– Ну, это уж чересчур!
– воскликнул Гленарван.
– Путешественники, которые их видели…
– Путешественники, которые их видели, - перебил его Паганель, - противоречат друг другу. Магеллан утверждал, будто его голова едва достигала им до пояса…
– Ну вот видите!
– Да, но Дрейк утверждает, что англичане выше самого высокого патагонца.
– Ну насчет англичан я сомневаюсь, - презрительно заметил майор.
– Вот если бы он сравнил их с шотландцами!
–
– Гаукинс утверждает, будто они великаны, Лемер и Схоутен сообщают, что они одиннадцати футов ростом.
– Прекрасно! Свидетельство этих людей заслуживает доверия, - заметил Гленарван.
– Да, но такого же доверия заслуживают Вуд, Нарборо и Фалькнер, а по их словам, патагонцы - люди среднего роста. Правда, Байрон, Ла Жироде, Бугенвиль, Уэллс и Картере доказывают, что рост патагонцев в среднем равен шести футам шести дюймам, тогда как господин д’Орбиньи, ученый, лучше всех знающий эту страну, утверждает, что их средний рост пять футов четыре дюйма.
– Но где же тогда истина среди всех этих противоречий?
– спросила леди Элен.
– Истина заключается в следующем, - ответил Паганель, - у патагонцев ноги короткие, а туловище длинное. В шутку можно выразиться так: это люди шести футов роста, когда сидят, и пяти - когда стоят.
– Браво, милейший ученый!
– воскликнул Гленарван.
– Вот это хорошо сказано!
– Но только в том случае, если патагонцы существуют вообще, тогда это примиряет все разногласия, - продолжал Паганель.
– А теперь, друзья мои, скажу вам в заключение, что Магелланов пролив великолепен даже без патагонцев.
В это время яхта огибала между двумя живописными берегами полуостров Брансуик. Среди деревьев мелькнули чилийский флаг и колокольня церкви. Пролив извивался теперь среди величественных гранитных массивов. Подножия гор скрывались в чаще огромных лесов, а вершины их, покрытые шапкой вечных снегов, окутаны были пеленой облаков. На юго-западе поднималась на шесть тысяч пятьсот футов вершина горы Тары.
После долгих сумерек наступила ночь. Дневной свет неприметно угасал, на землю легли мягкие тени. Небо покрылось яркими звездами, и созвездие Южного Креста указывало мореплавателям путь к Южному полюсу. Среди этой светящейся темноты, при сиянии звезд, заменявших в этих краях маяки цивилизованных стран, яхта смело продолжала путь, не бросая якоря ни в одной из удобных для стоянки бухт, которыми изобилует окрестное побережье. Часто реи яхты задевали ветви южных буков, склонявшихся к волнам, нередко винт взбивал воды в устьях больших рек, вспугивая диких гусей, уток, гаршнепов, чирков и все пернатое царство этих болотистых мест. Вскоре показались развалины и оползни, которым ночь придавала величественный вид, - то были печальные остатки некогда покинутой колонии, чья участь навсегда опровергает представление о том, что местность плодородна, а леса богаты дичью. «Дункан» проходил мимо порта Голода.
Здесь в 1581 году поселился испанец Сармиенто во главе четырехсот эмигрантов. Он основал город Сан-Фелиппе. Часть поселенцев погибла от свирепых морозов, голод прикончил тех, кого пощадила зима, и корсар Кавендиш, посетивший в 1587 году колонию, застал последнего из четырехсот несчастных эмигрантов умирающим от голода на развалинах города, просуществовавшего всего шесть лет, но, казалось, пережившего шесть столетий.
Яхта проплыла вдоль пустынных берегов. На рассвете она шла по узкому проливу перешейка, по берегам которого теснились буковые, ясеневые и березовые леса, из недр которых вздымались зеленеющие своды, высокие горы, увитые мощным, диким терновником с остроконечными пиками, среди которых выше всех вздымался обелиск Бугенвиля.