Собрание сочинений в 12 т. Т. 3

Верн Жюль Габриэль

Несмотря на пеструю раскраску, лицо патагонца было величественно и обличало недюжинный ум. Стоя в позе, полной достоинства, он ждал, что произойдет. Эту неподвижную и внушительную фигуру, стоящую на скалистом пьедестале, можно было принять за статую, олицетворяющую бесстрастие.

Заметив патагонца, майор указал на него Гленарвану, и тот быстро подошел к нему. Патагонец сделал два шага вперед. Гленарван схватил его руку и крепко пожал. В глазах лорда, во всем его облике, в его сияющем лице светилась такая признательность, такая горячая

благодарность, что патагонец не мог не понять его. Он слегка наклонил голову и произнес несколько слов, которые, однако, ни майор, ни его друг не поняли.

Тогда патагонец, внимательно всмотревшись в чужестранцев, заговорил на другом языке, но и на этот раз его не поняли. Впрочем, некоторые произнесенные туземцем фразы показались Гленарвану похожими на испанский язык, на котором он знал несколько обиходных слов.

–  Espaсol? [29]– спросил он.

Патагонец кивнул головой сверху вниз - движение, имеющее у всех народов одинаковое значение.

–  Отлично, - заявил майор, - теперь дело за нашим другом Паганелем. Хорошо, что ему пришло в голову изучать испанский язык!

Позвали Паганеля. Он немедленно прибежал и приветствовал патагонца с чисто французской грацией, которую тот, по всей вероятности, не смог оценить. Географу тотчас же рассказали обо всем.

–  Чудесно!
– воскликнул он.

И, широко открывая рот, чтобы яснее выговаривать, он проговорил:

–  Vos sois um homem de bem! [30]

Туземец внимательно слушал, но ничего не отвечал.

–  Он не понимает, - промолвил географ.

–  Быть может, вы неправильно произносите?
– высказал предположение майор.

–  Возможно. Произношение дьявольское!

И Паганель снова повторил свою любезную фразу, но результат был все тот же.

–  Изменим фразу, - сказал географ и произнес медленно и внушительно: - Sem duvida, um Patagвo? [31]

Тот попрежнему молчал.

–  Dizeime! [32]– добавил Паганель.

Патагонец и на этот раз не проронил ни слова.

–  Vos compriendeis? [33]– закричал Паганель так громко, что едва не порвал себе голосовые связки.

Было очевидно, что индеец ничего не понимал, так как, наконец, ответил по-испански:

–  No comprendo [34].

Теперь настала очередь Паганеля изумляться, и он с видимым раздражением спустил очки со лба на глаза.

–  Пусть меня повесят, если я понимаю хоть слово на этом дьявольском наречии!
– воскликнул он.
– Повидимому, это арауканское наречие.

–  Да нет же, - отозвался Гленарван, - этот человек, несомненно, ответил по-испански.

И, повернувшись к патагонцу, он вновь спросил его:

–  Espaсol?

–  Si, si! [35]– ответил туземец.

Паганель остолбенел от удивления: Майор и Гленарван переглянулись.

–

 Я боюсь, мой ученый друг, - начал, слегка улыбаясь, майор, - не произошло ли здесь какого-нибудь недоразумения и не стали ли вы жертвой своей рассеянности, которая, как мне кажется, вас неотступно преследует?

–  Что? Что?
– насторожился географ.

–  Дело в том, что патагонец, несомненно, говорит по-испански.

–  Он?

–  Да, он! Не изучили ли вы случайно какой-нибудь другой язык, приняв его…

Мак-Наббс не успел договорить. Негодующий возглас Паганеля, сопровождаемый возмущенным пожатием плеч, прервал его.

–  Вы слишком многое позволяете себе, майор, - сказал Паганель сухо.

–  Так почему же вы его не понимаете?
– ответил Мак-Наббс.

–  Не понимаю его потому, что туземец говорит на плохом испанском наречии, - ответил раздраженно географ.

–  Вы считаете, что он говорит на плохом наречии, потому что не понимаете его?
– спокойно сказал майор.

–  Послушайте, Мак-Наббс, - вмешался Гленарван, - ваше предположение невероятно. Как ни рассеян наш друг Паганель, но вряд ли можно допустить, чтобы он вместо одного языка изучил другой.

–  Тогда, дорогой Эдуард, или лучше вы, почтенный Паганель, объясните мне происходящее.

–  Я ничего не хочу объяснять, - ответил географ.
– Я свидетельствую: вот книга, по которой я ежедневно изучал испанский язык. Взгляните на нее, майор, и вы увидите, что я не ввожу вас в заблуждение!

С этими словами Паганель начал рыться в своих многочисленных карманах и спустя некоторое время вытащил весьма потрепанный томик и торжествующе подал его майору. Тот взял книжку и взглянул на нее.

–  Это что за литературное произведение?
– спросил он.

–  Это «Луизиада», - ответил Паганель, - великолепная героическая поэма, которая…

–  «Луизиада»?
– воскликнул Гленарван.

–  Да, друг мой, не более не менее, как «Луизиада» великого Камоэнса!

–  Камоэнса?
– повторил Гленарван.
– Но, бедный друг мой, ведь Камоэнс португалец! Вы, значит, в течение шести недель изучаете португальский язык!…

–  Камоэнс… «Луизиада»… Португальский язык… - вот все, что мог пролепетать Паганель.

Глаза его под очками смущенно забегали, тотчас раздался гомерический смех обступивших его спутников.

Патагонец и бровью не повел. Он спокойно ждал объяснения этой непонятной ему сцены.

–  Ах, я безумец, ах сумасшедший!
– воскликнул, наконец, Паганель.
– Так вот что произошло! И все это не шутка! Все это произошло со мной! Да ведь это вавилонское смешение языков! Ах, друзья мои, друзья мои! Подумайте только: ехать в Индию и очутиться в Чили! Изучать испанский язык, а выучить португальский! Нет, это слишком! И если так будет продолжаться, то в один прекрасный день вместо того, чтобы выбросить в окно свою сигару, я выброшусь сам!