Собрание сочинений в 15 томах. Том 9
Шрифт:
– Я сделаю из тебя отбивную котлету, – сказал Джим хриплым шепотом. – Я изувечу тебя, поломаю кости. Не оставлю на тебе ни одного живого места. Я изуродую тебя так, что родная мать не узнает…
Дядя Джим испытующе взглянул на мистера Полли.
– Ты будешь молить меня о пощаде, – сказал он. – О пощаде. Понял?
– Вы не имеете права… – начал было мистер Полли.
– Не имею права? – в ярости повторил дядя Джим. – Ты что, не знаешь, что старуха – моя тетка?
Затем дядя Джим опять сбавил тон:
– Я сделаю из тебя кровавое месиво. Разрежу на куски.
Отступив на шаг, он прибавил:
– Но вообще-то ссориться с тобой я не хочу.
– Сегодня уже поздно уходить, –
– Я приду завтра, около одиннадцати. Понятно? И если я застану тебя…
Дядя Джим разразился проклятиями, от которых кровь стынет в жилах.
– Гм, – промычал мистер Полли, стараясь не ронять достоинства. – Мы подумаем о вашем предложении.
– Подумай, подумай, – посоветовал дядя Джим и стал отступать так же внезапно и бесшумно, как появился.
Какое-то время до мистера Полли еще доносились обрывки его угроз: «Превращу тебя в лепешку!.. Изуродую до неузнаваемости… Вырву из тебя печень и брошу ее собакам… Понятно?.. Мне наплевать на все, я ничего не боюсь».
Странно жестикулируя, дядя Джим уходил в темноту, пока не осталось видно только одно лицо. Туловище дяди Джима поглотила черная тень изгороди.
На следующий день в половине одиннадцатого утра мистер Полли очутился под елями, что росли у дороги в трех с половиной милях от гостиницы «Потуэлл». Он сам не знал, вышел ли он прогуляться и на досуге все хорошенько обдумать или насовсем покинул эту землю обетованную, над которой нависла беда. Здравый смысл категорически настаивал на втором.
Ибо в конечном счете это была не его беда.
Какое ему дело до этой, пусть доброй, спокойной и милой толстухи, до этой девочки с копной черных волос, в которой так причудливо сочеталось очарование бабочки, мышки и порхающей птички и которая была изящней цветка и нежнее персика? Господи, что они для него? Ничего!..
Дядя Джим, конечно, имеет какие-то права.
Если уж говорить о долге, то расставаться с этой приятной, праздной, веселой, полной приключений жизнью стоит лишь ради тех, кто имеет на него законное право, кто может претендовать на его защиту и покровительство.
Почему не послушаться веления долга и не вернуться сейчас же обратно к Мириэм?..
Он провел такие замечательные каникулы…
И пока мистер Полли сидел под елями и ломал себе голову над тем, какое решение принять, он знал, что, если бы он осмелился поднять глаза, небеса разверзлись бы и он бы прочитал начертанный в лазури приговор себе.
Он знал теперь о жизни все, что только может знать человек. Он знал, что должен бороться, иначе он погибнет.
Еще никогда жизнь не была ему так понятна, как сейчас. Жизнь всегда была для него запутанным, увлекательным спектаклем. В поисках вещей удобных и приятных он поддавался разным порывам, но всегда уходил от трудностей и опасностей. Таков путь тех, кто боится рисковать и не гонится за славой. До сих пор он жил, как живет в джунглях блуждающий в густых зарослях дикарь, покорный, не ведающий ни неба, ни морских просторов. И вот он вырвался наконец из этих джунглей на бескрайние просторы жизни. Ему казалось, что само небо наблюдает сейчас за ним, что вся земля притихла в ожидании.
– Не мое это дело, – проговорил мистер Полли вслух. – Какого дьявола мне надо?
– Не-е-ет, черт возьми, не мое это дело! – снова не то завыл, не то зарычал мистер Полли.
Ему казалось, что его мозг разделился на несколько частей и в каждой идет своя работа. Одна часть переваривала фразу, брошенную дядей Джимом: «Изуродую до неузнаваемости». Есть французская борьба, где дерутся ногами. Следи за противником, и как только он поднимет ногу, ее тут же надо хватать, тогда он рухнет на землю, если, конечно, не упустить момента. Но как не упустить момент – это вопрос.
При мысли о дяде Джиме все внутри у него холодело и замирало.
– Старая чертовка! Втравила меня в свои дрязги! Она должна была пойти в полицию и просить помощи там. Втянуть меня в такую историю! Мне-то какое дело? И как это я набрел на эту проклятую гостиницу?
Решение вопроса было для него делом не менее ясным, чем небесный свод над головой, не менее ясным и простым, чем безмятежная синева неба, чем волнистая цепь холмов и расстилавшиеся вокруг равнины. Человек приходит в эту жизнь, чтобы искать и найти свой идеал, служить ему, бороться за него, завоевать, сделать его более прекрасным, пойти ради него на все, и все выстоять, с презрением глядя даже в лицо смерти. Страх, а также скука, праздность и чревоугодие, что, собственно говоря, не более, не менее, как родные братья страха, подкарауливают его по ночам, стараясь поймать в ловушку; они его враги, они мешают ему, связывают, опутывают его по рукам и ногам, хитростью заманивают его и в конце концов погубят. Ему надо только глянуть вверх, и тогда он поймет, что плывущие облака и колышущиеся травы – это частица его души. Но он сдерживал себя, этот ворчливый, бесславный, грязный, тучнеющий бродяга, чья голова была полна фантазий и очень шатких оправданий себе.
– И зачем только я родился на белый свет? – воскликнул он.
И правда чуть было не взяла над ним верх.
А что сделали бы вы, если бы грязный парень, от которого смердит, напал на вас, сшиб в грязь, придавил вашу грудь коленом и большой волосатой рукой начал бы сжимать вам горло только за то, что вы впутались, честно говоря, не в свое дело?
– Будь у меня хоть какой-нибудь шанс на победу… – стонал мистер Полли.
– Ничего хорошего не выйдет, пойми! – говорил себе мистер Полли.
Он встал решительно, как будто никаких сомнений у него больше не было, и опять на мгновение заколебался.
Перед ним лежала дорога, в одну сторону убегавшая на запад, в другую – на восток.
Если пойти на запад, то через час будешь в гостинице «Потуэлл». А там, возможно, уже стряслась беда…
На восток лежит путь мудрого человека; дорога вьется меж живых изгородей, ныряет в заросли хмеля, оттуда убегает в лес, а за лесом, без сомнения, приютилась гостиница, живописная церковь, деревня, новые люди. Это дорога мудрого человека. Мистер Полли представлял себе, как идет по этой дороге, и, воображая эту картину, старался испытать самое большое удовольствие, на какое только способен мудрый человек. Но что-то это не очень ему удавалось. Мудрый человек, несмотря на всю свою мудрость, чувствовал себя несчастным. У мудрого человека было круглое брюшко, покатые плечи, красные уши и неспокойная совесть. Это была такая прелестная дорога! Мистер Полли просто не мог понять, почему мудрый человек не способен шагать по ней с веселым сердцем, напевая песни, наслаждаясь летним днем. Но, черт побери, факт остается фактом. Воображаемая фигурка не шла, а еле-еле плелась – другого слова не подберешь. Он посмотрел на запад, как будто ища там объяснения этой загадке: фигурка, идущая по западной дороге, была исполнена благородства, но то, что ее ожидало, приводило мудрого человека в отчаяние.
– Такому, как я, довольно пинка в живот, – проговорил мистер Полли.
– О господи! – воскликнул мистер Полли и, подняв глаза к небу, в последний раз повторил: – Это не мое дело!
С этими словами он повернул в сторону гостиницы «Потуэлл».
Окончательно решившись, он шел обратно, не останавливаясь и не прибавляя шагу, и ум его был занят лихорадочной работой.
– Если он меня убьет, то меня не станет, если я его убью, то меня повесят. Это, однако, несправедливо.