Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.
Шрифт:
И опять поход, только теперь впереди ниппонская полурота. Ряды маленьких быстроглазых пехотинцев в столь отличной от русских форме втягиваются в скалистое ущелье, зорко оглядывая бегущие вверх скалы и отдельные деревья. Игнат Петрович с поручиком Такахаси в голове колонны, субалтерны — на своих местах.
Вопреки ожиданиям, опасный перевал миновали благополучно, даже без выстрелов по тылу.
— Значит, — сказал Игнат Петрович, — будет хорошая встреча впереди.
— Стянули силы к деревне и будут ее защищать? — спросил Тахакаси.
— Не без
Штабс-капитан Седых не ошибся. Едва миновали ущелье, выведшее колонну в долину небольшой речки, как с противоположного ее берега по показавшимся из леса людям в задыхающейся скороговорке затарахтел «максим». А дальше за полосами пашни и поскотинами, взбегая к лесу по другому склону долины, разбросались избы деревни Надречной, конечной цели похода сводного русско-ниппонского отряда. В долине было уже предсумеречно сизо, оконца же деревушки отсвечивали красным огнем заходящего солнца.
Солдаты, выходя из леса, рассыпались в цепи вправо и влево. У последних кустиков снималось с передка орудие.
— Мост-то, черти, разломали, — сказал Седых поручику Такахаси, опуская бинокль. — Вот вам и, как его там, Достоевский, что ли! Ну, будем сволочей вышибать. До скорого, я — к своим…
Поручик Такахаси вежливо приложил руку к козырьку фуражки.
— Мы вечером еще поговорим с вами о вашем великом Толстом, — сказал он. — Я очень люблю его роман «Воскресение»…
— О непротивленце-то? — усмехнулся Седых. — А ну его в болото! Вот что бы он делал со своим непротивлением сейчас на нашем месте?
— В свое время он хорошо сражался в Севастополе, когда этот город осадили французы и анг…
Но пушка, ухнувшая позади, не позволила поручику Такахаси окончить его фразы.
Начался бой, и бой на этот раз упорный. Красных было едва ли не вчетверо больше, чем наступающих; у них имелось два пулемета и, видимо, достаточное количество патронов. Кроме того, занимая выгодную позицию по ту сторону реки, они успели укрепить ее еще и окопчиками. Правда, у наступающих было орудие, но в быстро опустившихся сумерках огонь, как винтовочный, так и орудийный, не мог быть уже действительным. И офицеры на коротком совещании решили ничего до рассвета не предпринимать.
Наступила ночь, безлунная, звездная, полная шорохов и запахов сырости и леса, с одиночными выстрелами с обеих сторон, с заунывными звуками высоко пролетающих пуль.
Ни единого огня, темь и упругий ветерок, поднявшийся с закатом…
* * *
Около полуночи ниппонский секрет услышал шорох со стороны реки и выстрелил. В ответ на выстрел детский голос закричал по-русски:
— Не стреляйте, не стреляйте, свой!..
И к секрету подбежал мальчик лет одиннадцати, полуголый и мокрый.
Мальчугана доставили к поручику Такахаси. Рассказ юного перебежчика был страшен: в руках красных, занимавших деревню, находится до пятидесяти человек пленных, — там и раненые белые, захваченные в стычках и случайно не приконченные, два священника
Мальчик толково рассказал, что в рядах красных паника, ибо они оказались почти в кольце белых и каждую минуту ждут гонцов из другого партизанского отряда, который вечером вел бой верстах в пятнадцати к северу от деревни. Если вести о бое будут для них неблагоприятны, партизаны сейчас же покинут деревню, но предварительно умертвят всех пленных…
Мальчик, рассказывая, дрожал в своей мокрой одежде.
Поручик Такахаси дал ему глотнуть саке из своей фляжки; спросил:
— Сам ты кто? Мальчик из этой деревни?
— Нет, — стуча зубами, ответил тот. — Я сын священника из соседнего села. Мой отец среди пленных. Отец и другие послали меня к вам.
— Как же тебе удалось бежать?
Мальчик продолжал свой рассказ:
— Мы сидели в сарае. Общими силами, руками, подкопали под стенкой дыру, и я пролез в нее. Деревню я хорошо знаю, знаю и брод через реку, он там, — показал мальчуган рукой, — правее вон тех деревьев.
— Почему же не вылезли за тобой другие? — продолжал допрос Такахаси.
— Там нет больше детей, я только один. Много стариков, есть женщины. Если бы часовой обнаружил побег, он поднял бы тревогу, всех бы убили. Он и на меня-то едва не наступил, проходя мимо, когда я лежал, спрятавшись в лопухах около гряд.
Так! — поручик Такахаси стал думать. Он курил, пряча огонек папиросы в рукав шинели. Вокруг стояли солдаты; металлические части их винтовок чуть поблескивали в лучах уже по-осеннему ярких звезд. Потом поручик Такахаси встал и, сказав несколько слов по-ниппонски своим солдатам, отправился на русский участок.
* * *
В кустах, за своими окопами, добровольцы капитана Седых сумели найти глубоченную яму и разложить в ней небольшой огонь. Офицеры сидели теперь в ней и пили чай. Появлению поручика Такахаси все обрадовались.
— А я только что послал к вам связь звать на стакан чаю — сказал Игнат Петрович. — Ан уж вы и сами тут. Легок на помине!
Поручик Такахаси присел рядом, взял в руки жестяную кружку с дымящимся чаем и без торопливости рассказал о мальчике-перебежчике и обо всем, что тот ему поведал.
Офицеры ахнули:
— Пятьдесят ни в чем не повинных людей погибнут, когда спасение так близко! Что делать? Так этого оставить нельзя!
Поручик Такахаси молчал.
Прапорщики Аркаша и Паша предложили немедленно же атаковать деревню и, выбивши из нее красных, освободить пленных. Но Седых резонно отверг этот план: единственным бродом воспользоваться всему отряду невозможно. Река же глубока и быстра, — сколько людей перетонет в ней, впотьмах переправляясь через нее под огнем двух вражеских пулеметов. А свои пулеметы как мы переправим, по воздуху?