Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
Шрифт:
— Чего там шубами! — вспомнила вдруг Феня. — У меня в Заречье тетка живет. Мы Нюшку сейчас первачком разотрем. Вот кровь-то и взыграет! — И она, подхватив подругу под руку, потащила ее в Заречье.
ПРЕМИЯ
Наутро из МТС дали команду прекратить подъем зяби, и тракторы, как натрудившиеся кони, начали стягиваться к эмтээсовской усадьбе.
Поставив свой трактор около мастерской и по привычке протерев его тряпкой, Нюша направилась к конторе и здесь столкнулась с Антоном.
В распахнутой кожаной куртке, в лихо сбитой на затылок кубанке, он схватил руки девушки и крепко потряс их:
— Поздравляю!..
— С чем же это? — усмехнулась Нюша, отнимая руки и пряча их в карманы. — С тем, что зябь недопахали... Да еще трактор чуть не утопили.
— Ну, с трактором, скажем, все в порядке. Ты просто герой, отличилась вчера. Я уже и начальству об этом доложил. Тебе благодарность будет объявлена. Банкин же, конечно, выговорок огребет... А насчет зяби... — Антон развел руками, — с нас взятки гладки. Стихия, ранняя зима. Ничего не поделаешь... Тут главное, что ты свой первый сезон кончила с победой.
— С какой еще победой?
Антон многозначительно улыбнулся:
— Я же говорил, быть тебе на щите... В общем, узнаешь на собрании.
И действительно, дня через три всех механизаторов пригласили в контору МТС.
Когда Нюша с девчатами пришла на собрание, в конторе было уже полно людей. Письменные столы заранее были вынесены в коридор, в конторе расставили скамейки и табуретки, и на них разместились трактористы, прицепщики, учетчики, ремонтные рабочие из мастерской.
Настроение у всех было приподнятое. Парни приоделись по-праздничному, кое-кто был уже под хмельком.
— Что же вы в таком затрапезном виде явились? — упрекнул Антон девчат.
— Думали, по делу собирают, — ответила Зойка.
— Всякое будет. И деловое, и премиальное... А танцы на закуску. Вон и музыка наготове. — Антон кивнул на двух парней с новенькими гармониями за плечами.
Покосившись на гармонистов, Зойка принялась уговаривать девчат сбегать домой и переодеться.
— А может, не танцевать — плакать придется, — остановила ее Нюша. — Вот навешают шишек нашей бригаде...
— Это за что же шишки? — обиделась Зойка. — Работали, надрывались, на солнышке жарились, керосином провоняли и нате пожалуйте...
Нюша заявила, что переодеваться она не пойдет, и, насупившись, села на заднюю скамейку. Рядом с ней примостились девчата.
Репинский открыл собрание. В президиум избрали бригадиров тракторных бригад, механика Лощилина, заведующего мастерской. Когда они все разместились за столом, покрытым красным сатином, Репинский выступил с речью.
Он поздравил механизаторов с завершением хозяйственного года, потом, близоруко щурясь, принялся листать какие-то ведомости и монотонным голосом называть десятки цифр: план тракторных работ в переводе на мягкую пахоту перевыполнен на столько-то, горючего сэкономлено столько-то, запасных частей сбережено на такую-то сумму.
Полузакрыв глаза, Нюша слушала директора и не знала что подумать. По его словам выходило, что механизаторы теперь самые почитаемые люди в деревне, от них зависит и урожай, и колхозное богатство, и мужики на них чуть не молятся.
«Вот как у других-то хорошо все получается, — позавидовала Нюша. — Не чета нашей бригаде».
И она с трепетом ждала, когда директор МТС заговорит о трактористах, работавших в Кольцовке.
Но Репинский не пожелал утруждать себя длинной речью. Он призвал механизаторов и дальше работать так же успешно и предоставил слово для зачтения приказа механику Лощилину.
Лощилин поднялся из-за стола и достал из туго набитой папки отпечатанный на машинке приказ. В ту же минуту от двери протолкался эмтээсовский сторож старик Акимыч и с торжественным видом поставил на стол фанерный ящик, прикрытый газетой.
Шепот в конторе стих, все насторожились и вытянули шеи.
Первым в приказе было названо имя Антона Осьмухина. Он вывел свою бригаду на первое место в МТС, лично добился наивысшей выработки и самой большой экономии горючего. Антону присваивалось звание тракториста-ударника и присуждалась первая премия — отрез на костюм.
Лощилин жестом фокусника сдернул с фанерного ящика газету и извлек из него черный шевиотовый отрез. Потом достал из папки книжку ударника в красном коленкоровом переплете, положил на отрез и, держа его в руках как хлеб-соль, поднес Антону:
— Прошу, товарищ Осьмухин!
В конторе раздались аплодисменты.
Антон вскочил из-за стола, поправил гимнастерку, затянутую узким кавказским ремешком, и с достоинством принял из рук Лощилина премию.
Механик и директор пожали ему руку.
— Какие обязательства на будущее берешь, товарищ Осьмухин? — деловито осведомился Репинский. — Стоять на месте нельзя... на пятки могут наступить... Надо, как говорится, вперед и выше! Поделись-ка своими планами с народом...
— Могу и поделиться, — охотно согласился Антон, небрежно сунув в карман книжку ударника. — Вот здесь товарищ директор призвал нас стремиться вперед и выше... Так я от имени нашей бригады могу заверить...
— А ты не от бригады... ты от себя скажи, да по совести, — неожиданно раздался чей-то голос.
Все обернулись к двери. У порога стояли Игнат Хорьков, Аграфена Ветлугина и дед Анисим. Когда они пришли на собрание— никто, кажется, не заметил.
— Что значит «по совести»? — смешавшись, переспросил Антон.
— А вот то самое... — ласково продолжал Анисим. — Вперед и выше — это твоя бригада умеет. Нормы гоните, газуете почем зря — только бы побольше гектаров вам записали. А вот поглубже пахать что-то у вас не получается.
— Верно, Анисим Иваныч, — поддержал его Хорьков и Обратился к директору МТС: — Вот вы, товарищ Репинский, всё на гектары мягкой пахоты переводите, а нам от этого жестковато приходится. Мы вот в колхозе семь актов на ваших трактористов составили — мелкая вспашка, огрехи, затянули сроки сева... Почему же об этом-то в приказе ничего не сказано?