Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
Шрифт:
Дома Нюшу встретила мать и с надеждой спросила, что она узнала от Тани.
Аграфена ахнула и опустилась на лавку.
— Так это что ж, дочка?.. Опять как в тридцатом. Опять воровье закружило... Наших людей выклевывают.
«Опять как в тридцатом...» — мысленно повторила Нюша. А ведь и Степа говорил почти то же самое — сиди за трактором, паши землю, а по сторонам смотри зорко и старайся видеть подальше своего загона. А много ли она, Нюшка, всматривалась в даль, много ли замечала, что происходило кругом?
— Ты куда? — спросила Аграфена, заметив, что дочь взяла платок и направилась к двери.
— К ребятам схожу, — сказала Нюша.
— Иди, дочка, иди! Раз такое дело, сложа руки сидеть нельзя. Вы бы в райком съездили... Матвея Петровича повидали... Он человек справедливый, пристальный.
Нюша вышла на улицу. Едва она завернула за угол избы, как заметила Митю Горелова. Тот выходил из дома Ковшовых.
— Все ясно, — хмуро сказал он, приблизившись к Нюше. — Сварганили дельце против парня. Кто-то решил отыграться на нем... Ну что ж, давай ребят поднимать...
Вечером в избе-читальне собрались все члены ячейки. Не было только Антона. Еще в сумерки Нюша встретила его на улице, и он сказал, что едет в район за запасными частями и на собрании быть не может. Потом, помолчав, добавил:
— Зря ты это собрание о Ковшове затеяла. Не нам такие вопросы решать... Тут дело уголовное.
— А ты хоть скажи... что о Ковшове думаешь? — с надеждой спросила Нюша. — Виноват он или нет?
— Что ж тут гадать? — замялся Антон. — Как говорится, к чистому грязь не липнет. А пока дело темное...
— Ну, а Степа, он-то какой?
— Следователь разберется — узнаем, — неопределенно ответил Антон.
Нюша нахмурилась:
— Ладно, поезжай себе... А собрание мы все равно соберем.
Сейчас Феня с трудом засветила лампу, которую не зажигали почти все лето. Лампа коптила, попискивала, свет ее еле пробивал темноту.
Сидели все тихо, без обычных шуточек и поддразниваний. Парни не переставая курили, девчата жались друг к другу. Таня вручила Нюше ключи от сундучка, в котором хранились комсомольские дела.
— Степа просил передать, — сказала она.
— Открывай собрание... ты же член бюро, — шепнул Митя.
Нюша подняла голову и, оглядев собравшихся, негромко сказала, что сегодня у них один вопрос — о Степе Ковшове. Что с ним произошло, всем, конечно, известно, и говорить об этом незачем. Но сейчас важно решить другое — все ли верят, что Степа невиновен.
— Да ты что?.. — возмущенно вскинулся Митя. — Степка же наш, кровный... У кого это язык повернется дурное про него сказать... А ну пусть выйдет, послушаем...
— Правильно, — подала голос Феня. — Какой может быть разговор? Степан Ковшов — наш секретарь. Мы ему верили и верим. И я предлагаю этот вопрос не обсуждать.
— А все-таки лучше проголосовать. Виднее будет! — продолжала настаивать Нюша и попросила поднять руки.
Все дружно проголосовали за доверие Степе. Нюша облегченно вздохнула.
— Вот так давайте и напишем, — сказала она. — Мол, мы, комсомольцы, верили Степе Ковшову и сейчас верим. И ручаемся головой, что он ни в чем не виноват. И все, как один, подпишемся под таким письмом. Потом направим его прокурору.
— А это здорово будет! — заметил Митя, только сейчас по достоинству оценив ловкий ход Нюши с голосованием. — И что там «направим прокурору»... Делегацией к нему надо ехать... от имени всей ячейки.
— Правильно, Митя... — подхватила Феня и предложила сейчас же сочинить письмо.
Собрание оживилось. Зойку Карпухину, обладательницу самого красивого почерка, усадили за стол, поближе к лампе. Из конторской книги вырвали глянцевый, разлинованный на графы лист бумаги. Потом начали сочинять письмо. Фразы складывались с трудом, после долгих споров.
Неожиданно в избу-читальню ввалился дед Анисим. Кто-то сказал ему, что собрание закрытое, почти секретное.
— Какие там секреты, когда речь о Степке идет! — отмахнулся старик. — Нам его вместе вызволять положено. Бумагу надо писать...
— Уже пишем, дедушка, — шепнула ему Таня. — Ты не мешай.
Анисим присел у порога и стал слушать, что Нюша и Митя диктовали Зойке.
— Это вы ладно придумали за парня всем комсомолом вступиться, — заговорил он, уловив содержание письма. — А почему вот про колхозников забыли? Надо с письмом по избам пойти, подписи собрать. За Степку многие поручатся... у кого, конечно,совесть не усохла.
Нюша кивнула старику и, вырвав из конторской книги чистый лист бумаги, велела Зойке переписать письмо заново.
— И вот еще что! — посоветовал Анисим. — Надо Ковшова на поруки взять. Так, мол, и так. Пока следствие да разбирательство — отпустите парня на свободу. Ручаемся, мол, за него всем комсомолом и артелью — никуда он не денется, никуда не исчезнет.
Письмо переписывали еще раза два — то оно получалось слишком длинным и путаным, то Зойка оставляла на нем жирные кляксы.
— Стойте! — вспомнила вдруг Нюша. — А как же с севом-то быть? Так и не закончим его?
— Да-а, — протянул Анисим. — Ковшов такой ли тут посевной план развернул! Больше всех бригад взялся посеять. И вдруг вместо хлеба бурьян полезет. Не солидно, ребята!
— А где же семена взять, раз такое получилось?.. — растерянно спросила Таня.
— Где взять?.. — переспросил Митя, встретившись с настороженным взглядом Тани. — Я скажу где... В амбарах у себя. Да, да. И не смотрите на меня так. Мы вот на бумаге пишем — верим Степке, ручаемся за него. А коли так — давайте еще и делом докажем. Соберем зерно и досеем озимый клин. — И он кивнул Зойке: — Пиши там... даю два пуда семян.