Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Пришел день, и Ники из великого князя и наследника престола превратился в императора. Взгляды его уже сложились, он будет верен им до последней минуты, а Победоносцев как будто сомневался в нем и продолжает читать лекции, нотации, наставляет, интригует, стращает, шипит. И намерен, кажется, стращать и шипеть сегодня, в этот прелестный день. Черт бы побрал его!
— Нас ждет государыня, — процедил Николай. — Уже, вероятно, скоро завтрак… Идите…
— Но я еще не окончил, государь, — строго возразил Победоносцев. — На чем, бишь, ваше величество, я остановился?
Николай
— Однако посмотрите, какие краски, а? Как легко сегодня дышится!
— Не мне, не мне, государь, — раздраженно заскрипел Победоносцев. — И на Руси и за границей я слыву человеком, стоящим на дороге всякого прогресса, главным виновником каких-то мифических стеснений, гасителем какого-то там света! Весь мир кричит: уничтожить его, уничтожить во имя свободы! И уничтожат, государь! Мне ли радоваться красотам дня? Я слабею, государь, а между тем что вижу? Настало ваше светлое царствование, и все лживые либеральные элементы оживились новой надеждой! Государь, во имя господа умоляю вас, не становитесь на путь сатанинских свобод! Вас погубить хотят! — возопил Победоносцев и в самом деле хотел встать на колени, но Николай поставил его на ноги.
Победоносцев прислонился к дубу и, тяжело дыша, смотрел на молодого человека, чей лоб был покрыт испариной, а глаза, и без того всегда испуганные, выражали теперь ужас.
— Помилуйте, кто хочет меня погубить?
— Я все знаю, я держу всех в своих руках, — шипел Победоносцев. — Только твердость, только воля, иначе конец, государь! Твердой воли больше, государь, беспощадности больше! Вон всех парламентариев! На каторгу, на виселицу! Всех! Всех!..
— Успокойтесь, Константин Петрович, что вы. Да разве вы не слышали моей прошлогодней речи? Кто же смеет вопреки мне бессмысленные конституционные мечтания приносить в мой дом?
— Один из тех, с кем вы будете сегодня милостиво разговаривать! Один из ваших особо доверенных министров, государь! Он — иуда!
— Витте? Но ведь папа перед самой смертью сказал мне, что Витте умнейший…
— Тем хуже, тем хуже! — зашипел Победоносцев. — Вы достаточно мудры и без его ума!
— …и что надо внимательно слушать его советы, — продолжал Николай.
— Но не все исполнять, государь!
— Значит, папа ошибался! Я не понимаю вас… Что за странная манера говорить только плохое обо всех? — уже не скрывая раздражения, проговорил царь.
— Ваш великий батюшка лишь терпел Сергея Юльевича. Терпеть и верить — разные вещи, так я полагаю.
— Он говорит и делает разумное! — снова вспылил Николай. — И всегда, всегда согласен со мной!
— Тем не менее я обвиняю Витте.
— В чем?
— В том, что вся его жизнь построена на подлостях. Вы вспомните, государь… Не будучи инженером, получил место на железной дороге и сразу на такое жалованье, что все ахнули… А потом эта история с крушением воинского поезда в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году на дороге, где Витте заведовал движением… Кто был виновен? Он! Его приговорили к заключению, а он отделался тремя днями ареста! Как?
— Позвольте, — с гневом прервал Победоносцева Николай, — но он же преданнейший человек, он в «Священной дружине» состоял, да и не он ли ее создал?
— Притворство, государь… Он готовился к президентству российской республики!
— Нет, быть того не может, — пробормотал огорошенный Николай. На лбу ого опять выступил пот.
— Он играет на вашей доверчивости, государь, ведь он известный биржевой игрок…
— Витте?
Победоносцев хихикнул.
— Да еще какой, государь! Будучи министром финансов, можно ведь играть, не рискуя ничем!
— Ах, вот как!
— Он заигрывает со всеми социалистами, государь. Он парвеню, и чего от него ждать? Он предаст вас.
— Вон его, сию же минуту вон!
— Зачем же, государь? Пока он полезен, пока умнее его на этот пост никого нет… Надо выжать его, как лимон, а уж потом…
— Спасибо. Боже мой, как я был слеп!
— Вот, вот, государь! Ваш старый наставник еще хорошо слышит и хорошо видит! И что бы там ни случилось, я останусь для вашей семьи тем, кем был и при вашем отце, — вашим хранителем, вашим слугой, вашим наставником.
— Наставником? — Николая передернуло от этого слова.
Победоносцев понял, что пересолил, и, желая восстановить свою власть над учеником и имея для этого кое-что в запасе (он всегда что-нибудь имел в запасе для царей — дурное или хорошее, в зависимости от обстоятельств), сказал:
— Я приготовил вам сюрприз, государь. Не только для вас, но и для моей государыни.
Внимание Николая было привлечено далеким звоном колокольчика.
— Однако мы с вами заговорились, — с облегчением сказал он. — Идемте, государыня ждет нас! — И, не слушая старичка и не взяв его под руку, быстро зашагал к дому, проклиная в душе Победоносцева, испортившего ему чудесное утро.
А Победоносцев семенил за ним — вприпрыжечку, вприпрыжечку.
К завтраку, кроме Победоносцева, были приглашены только что прибывший в столицу тамбовский архиерей, министр юстиции Муравьев — сдобненький и пухленький господин, и министр финансов Сергей Юльевич Витте — человек медвежьего склада. Министры приехали по срочным делам, и, хотя приглашение к царскому завтраку в высшей степени льстило им, тем не менее они были недовольны, зная, что государь не примет их с глазу на глаз.
Присутствие при беседе Победоносцева им не нравилось: и тот и другой по разным причинам, но в равной степени ненавидели старика.
Аликс пригласила занять места за столом. Еще не привыкнув к своему новому положению, она делала милые ошибки, которые умиляли одних, до сердечной тоски пугали других, а мужа приводили в восхищение.
Николай не сводил с нее глаз, он был влюблен по уши, несравненно больше, чем в Малечку Кшесинскую. То было юношеское увлечение, шалость, а тут зрелое чувство, которому он останется верен до конца.