Собрание сочинений в 8 томах. Том 4. Правовые воззрения А.Ф. Кони
Шрифт:
Установление права сторон и председателя оглашать пред присяжными сведения о грозящем подсудимому по закону наказании было признано огромным большинством (19 голосами против 1) в высокой степени желательным, так как, по выражению одного из членов совещания, это устранило бы вредную для судебного прямодушия «игру в прятки». Точно так же и по отношению к различным формальностям при производстве судебного следствия совещанием было найдено полезным, при будущем начертании правил уголовного процесса, «снять покров тайны» со всего того, что, будучи оглашено пред присяжными, может быть затем проверено на суде установленными законом способами. Поэтому желательно предоставить сторонам делать ссылки на протоколы, упоминаемые в 687 статье Устава уголовного судопроизводства, при соблюдении притом условий, о которых я упоминал во вступительном моем сообщении. Но по вопросу о передаче присяжным в совещательную комнату планов и документов из дела четыре лица высказались отрицательно, признавая таковую опасною ввиду возможности лжетолкования значения планов и других вещественных доказательств, не могущего тотчас же быть опровергнутым. Затем совещание пошло дальше решения Правительствующего Сената по делу Никитина, решив большинством 14 голосов против 6, что следует допустить и прочтение показаний подсудимого, данных на предварительном следствии, в случае несогласия их с даваемыми им на суде объяснениями, что, по мнению шести лиц, шло бы вразрез с принятым в нашем уголовном процессе началом о праве подсудимого не давать никаких объяснений (ст. 685
По вопросу о применении германского порядка об одном составе присяжных для нескольких дел , подлежащих слушанию в один и тот же день, мнения разделились поровну, причем половина членов совещания признавала этот порядок нецелесообразным, по сопряженным с ним неудобствам и ввиду возможности недоразумений относительно пользования сторонами правом отвода.
Постановка вопросов, установленная ныне статьями 750–764 Устава уголовного судопроизводства, представляется совещанию не требующею каких-либо изменений по существу, но нуждающеюся лишь в некотором упрощении. Желательно вместе с тем, чтобы о праве присяжных участвовать в постановке вопросов согласно ст. 762 Устава уголовного судопроизводства было напоминаемо им при самом чтении вопросов вслух, а не только при объяснении им, на основании 671 статьи Устава уголовного судопроизводства, их прав и обязанностей, и чтобы старшине присяжных, тотчас по его избрании, вручалась выписка из заключительного пункта обвинительного акта, дабы он и чрез него остальные присяжные постоянно имели пред глазами указание на сущность обвинения, взводимого на подсудимого. Руководящее напутствие председателя должно остаться на своем месте. За открытую подачу голосов присяжными высказались три лица.
Наконец, вопрос о применении 818 статьи Устава уголовного судопроизводства наоборот , т. е. о распространении порядка, начертанного в ней, и на оправдательные приговоры присяжных разрешен значительным большинством (18 голосов против 2) отрицательно. Я должен к этому, в виде справки и для выяснения мотивов этого большинства, присовокупить, что точно так же решен этот вопрос и уголовным кассационным департаментом, при обсуждении предположений о предоставлении судам права ходатайствовать пред Сенатом о передаче другому составу присяжных дел, по которым оправданы виновные, по единогласному мнению суда, подсудимые. При рассмотрении этого вопроса в Правительствующем Сенате я имел честь, в качестве обер-прокурора, высказать, что, установляя суд присяжных наряду с коллегиею коронных судей и возлагая на первых разрешение не только вопроса о совершении преступления обвиняемым, но и вопроса о его виновности, закон строго разграничил деятельность тех и других, допустив лишь одно, обставленное исключительными условиями и притом только в пользу, а не во вред подсудимому, отступление в ст. 818 Устава уголовного судопроизводства. Применение этой статьи в обратном смысле, заменяя внутреннее убеждение присяжных убеждением судей, которое нуждается во внешней мотивировке, было бы в сущности, в весьма большом количестве дел, заменою суда представителей общественной совести судом профессиональных юристов, задача коих только понапрасну усложняется прибавкою этих представителей. Для коллегии профессиональных судей в большинстве дел найдутся данные, предустанавливающие виновность подсудимого. Таково, например и главным образом, собственное сознание подсудимого, не опровергаемое обстоятельствами дела.
С внешней, формальной стороны, в огромном большинстве случаев оправдания сознавшегося подсудимого, особенно при утвердительном ответе присяжных на вопрос о событии преступления, выделенный по требованию гражданского истца, непередача судом дела другому составу присяжных означала бы признание со стороны суда того, что предание суду, основанное на собственном сознании обвиняемого, и самое это сознание, подтвержденное затем при судебном разбирательстве, не имеют никакого значения. Но такое признание со стороны суда профессиональных юристов, обязанных мотивировать свое мнение, едва ли мыслимо. Вместе с тем передача каждого такого дела новому составу присяжных представится весьма удобною для судей. Поддерживая солидарность между ними и судебною палатою по обвинительной камере и основываясь на простом внешнем приеме, состоящем в сопоставлении предания суду и собственного сознания с последовавшим затем приговором, передача такого рода освободит судей от опасения нареканий за то, что, в интересах порядка, они не воспользовались своим правом передачи. Указание именно на эти интересы и на нравственную ответственность, несомую судьями, не желающими противодействовать «неправосудию», послужит могущественным средством для образования в среде судей единогласия, а вышеупомянутый внешний прием сопоставления вызовет весьма простую, неотяготительную и однообразную формулу мотивировки передачи дела другому составу, без всякого, — всегда, впрочем, гадательного — анализа соображений присяжных, положенных ими в основание оправдания. При этом нельзя упускать из виду, что состав присяжных заседателей при вторичном рассмотрении дела будет всегда находиться под более или менее сильным давлением состоявшегося постановления о передаче, о коем они могут быть осведомлены разнообразными и неотвратимыми способами. Имея пред собою определение того же суда о том, что подсудимый «несомненно виновен», присяжные заседатели приступят к рассмотрению дела без надлежащей свободы мышления, причем столь важное для правосудия требование закона, как вменение председателю в обязанность не обнаруживать своего мнения о вине и невиновности подсудимого (Устав уголовного судопроизводства, ст. 804), обратится в лишенную всякого значения и даже лицемерную формальность. Таким образом, предание суду по значительному числу дел станет равносильным осуждении? подсудимого — и суд присяжных обратится в этих случаях в простое орудие суда коронного, неудобное по своей сложности, излишнее по своей задаче и бесплодно отяготительное для местного населения, призываемого к участию в нем.
Эти соображения мои были всецело разделены уголовным кассационным департаментом.
Обращаясь к суду с участием сословных представителей , совещание высказалось об общих свойствах этого суда в настоящее время. Свойства эти не могут быть признаны отрадными и во многих отношениях идут вразрез с теми требованиями, которым должен удовлетворять правильно устроенный суд. Так, прежде всего приобщаемые к составу палат «временные члены» почти никогда не вносят в дело самостоятельных взглядов и суждений. В многолетней практике бывшего старшего председателя Киевской, а ныне Московской судебной палаты на массу дел с участием сословных представителей пришлось лишь одно дело, в котором эти представители образовали, стойкою защитою и единством своих мнений, большинство. По заявлению старшего председателя одной из других палат, «временные члены» относятся весьма пассивно к своим обязанностям и во всяком случае не вносят в обсуждение дела той строгости, в расчете на которую была создана подсудность по 201 1и 1105 статьям Устава уголовного судопроизводства. Например, по делам о служебных преступлениях, обыкновенно, по входе в совещательную комнату для решения дела, представители дворянства справляются о том, какое самое малое наказание за судимое преступление, и с размером его сообразуют и вывод свой о виновности, представители города спрашивают у председателя— нельзя ли оправдать подсудимого? Волостные же старшины, на вопрос о их мнении, обращаются в свою очередь к председателю с вопросом: «Как прикажете?» Поэтому, в сущности, дело решают коронные судьи, присутствие которых вызывает во временных членах равнодушное отношение к подаваемому мнению, за исключением редких случаев, где оно упорно тенденциозное и, следовательно, неправосудное. Вместе с тем, как показывает практика палат (подтверждаемая и кассационными решениями), надлежащие сословные представители от дворянства и городов всемерно уклоняются от исполнения своих судебных обязанностей, заменяя себя, в порядке обратной постепенности, совершенно не подходящими лицами, вроде секретарей дворянских депутатских собраний и членов городских управлений по надзору за торговлею и т. п. Между тем участие сословных представителей делает этот суд чрезвычайно громоздким, неудобным для сторон и свидетелей и очень дорогостоящим. В последнем отношении были указаны примеры, где по одному из дел, подсудных этому суду, в Казанском округе, судебные издержки дошли до 1600 руб. серебром, а по другому, в Московском округе, даже до 6000 руб. серебром. Хотя и были, вместе с тем, высказаны мнения, что сословные представители, при более самостоятельном отношении к делу, могли бы принести свою долю пользы, сообщая ценные для судей местные и бытовые сведения, но большинство признало, что этою гадательною пользою не искупаются приведенные выше недостатки, вызываемые статьями 201 1и 1105 Устава уголовного судопроизводства.
Переходя к вытекающему из такого вывода вопросу о том, чем же возможно было бы заменить такой суд, члены совещания разделились во взглядах. Шесть лиц нашли, что сословные представители могло бы, с пользою для правильного отправления правосудия по особым делам, предусмотренным только что упомянутыми статьями Устава уголовного судопроизводства, быть замещены специальными присяжными заседателями , исполняющими все обязанности обыкновенных заседателей, но заседающими в уменьшенном количестве — до девяти и даже до шести и с повышенным имущественным, образовательным и профессиональным цензом. Восемь лиц , находя затруднительным найти достаточное число таких специальных присяжных и опасаясь, что возможность такого состава лишь в губернских городах приведет к сосредоточению в них всех особых дел в ущерб населению, полагали более целесообразным прямо передать все эти дела окружным судам без участия присяжных в несколько усиленном, быть может, составе, на случай, если бы апелляционная инстанция была упразднена. Два лица , со своей стороны, находили возможным вновь передать все эти дела обыкновенным присяжным, возрастающая за последнее время репрессия приговоров коих служит, по-видимому, ручательством, что и по этим делам решения присяжных будут отличаться надлежащею и справедливою строгостью. Затем два лица высказались за учреждение по особым делам (201 1и 1105 статьи Устава уголовного судопроизводства) новой формы суда — в виде заседателей от сословий, избираемых из лиц, обладающих высоким цензом, самими сословиями и входящих, по мнению одного лица, в состав судебной палаты в числе трех, а по мнению другого, в состав окружного суда в числе от четырех до шести.
Наконец, два лица высказали по отношению к организации суда присяжных такие предположения, которые, по существу своему, устраняют и самый вопрос о выделении каких-либо дел из общей подсудности присяжных заседателей. Одним из них предложено соединение суда общественных представителей (присяжных заседателей) с судом коронным без разделений их главнейших функций, а напротив со слиянием их в одной общей работе, подобно тому, как это изложено в проекте Гальперта для Женевского кантона. При таком соединении предполагается, что присяжные внесут независимость суждения, непосредственность живого восприятия впечатлений и понимание житейской стороны дела, а судьи, находящиеся в меньшинстве, не подавляя их своими голосами, внесут чувство законности и юридический опыт. Такой суд должен бы состоять из трех коронных судей и девяти присяжных заседателей, составляющих одну коллегию и решающих сообща вопросы о вине и о наказании, причем вопросы процессуального свойства разрешаются одним лишь коронным судом. Эта смешанная коллегия, по условиям своей деятельности, устранила бы необходимость руководящего напутствия и применения 818 статьи Устава уголовного судопроизводства и, конечно, была бы компетентна для разрешения всякого рода дел, ныне изъятых из ведения присяжных заседателей, сверх дел о преступлениях государственных. Другое из лиц, примыкающих к такому взгляду на организацию суда присяжных и находящее, что суд этот должен состоять из одного судьи и шести присяжных, предложило обязать председателя суда участвовать в разрешении присяжными вопроса о виновности и о размере наказания с правом решительного голоса, с тем чтобы процессуальные вопросы, возникающие по делу, разрешались исключительно судом коронным единолично или коллегиально.
Применение Женевского закона 1890 года, о совещательном участии председателя при обсуждении присяжными вопроса о виновности подсудимого и об участии присяжных в назначении наказания, отвергнуто совещанием, большинством 19 голосов против одного, причем, однако, некоторыми высказана мысль о необходимости предоставить присяжным право, в случае встреченных ими затруднений при разрешении дела, приглашать к себе в совещательную комнату для помощи и разъяснений председателя суда.
Наконец, прокуроры бесприсяжных округов высказали — Варшавский, что лавники тминных судов, подобно шеффенам германского права, оказываются довольно несостоятельными для судейской деятельности и что введение суда присяжных и в Царстве Польском представляется желательным, — и Тифлисский, что на Северном Кавказе возможно было бы, с пользою для дела правосудия, допустить участие в суде общественного элемента во всяком виде, с некоторыми лишь условиями ввиду примеси к русскому населению инородческого элемента.
Таковы выводы, к коим пришло совещание по главнейшим из подлежащих его обсуждению вопросов. Мне остается просить снисхождения за невольные, быть может, упущения в моем сжатом изложении этих выводов. Мне не приходится его просить за сложность и разнообразие вопросов, вызвавших напряженный трехдневный труд ваш, милостивые государи, ибо глубокая важность предмета, занимавшего нас эти дни. для дела правосудия в отечестве нашем — служит мне достаточным оправданием.
ТРУДЫ И ЗАДАЧИ ПЕТЕРБУРГСКОГО ЮРИДИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА*
Милостивые господа! Два рода ученых обществ существует в области jura et humaniora [78]. Удел одних — история и археология. Их устремленный назад взор ищет в восстановлении картин далекого, застывшего прошлого пищи и вместе отдыха для мысли, усталой от тревог действительности. Нельзя, конечно, отрицать значения их трудов в отношении к настоящему и в особенности к будущему, ибо история, по выражению Цицерона, не одна vita memoriae и testis temporum [79], но и lux veritatis [80], и всякий, для кого она не цепь случайных событий, а откровение общечеловеческих идей, должен слышать с ее страниц не только приговор неподкупного судии, но и вещий голос пророка. Однако отношение это не всегда уловимо и всегда очень условно. Задача других обществ — иметь прямое отношение к мимо бегущей жизни, к ее запросам и потребностям, складу и укладу — и в чреде своей деятельности намечать идеалы будущего и пути к их достижению. Одно из обществ последнего рода празднует сегодня четверть века своего существования. Самое его название — Юридическое общество — определяет его призвание — посредством слияния научных начал с житейским опытом — указывать на право-потребности общества и развивать в нем правильное правосознание. Многолетние труды общества в этом отношении так разнообразны, сложны и полновесны, что даже краткий очерк его деятельности за 25 лет отнял бы у нас слишком много времени. Приходится ограничиться краткою характеристикою лишь некоторых из сторон его деятельности. Поэтому я не буду говорить об организации Общества, его управлении, составе и т. п. Это анатомия Общества, с которою в подробностях можно ознакомиться из его отчета и устава. Для нас, быть может, будет несколько интереснее физиология Общества. Она даст возможность хоть отчасти ознакомиться с кровообращением его и со взаимным отношением между сознательною работою его мозга и отзывчивым биением его сердца.