Собрание сочинений в 8 томах. Том 4. Правовые воззрения А.Ф. Кони
Шрифт:
Но при всем своем достоинстве Судебные уставы во многих своих частях представляли кабинетный труд, не могший быть предварительно проверенным практически. Целые судебные учреждения и их органы являлись в нашей жизни впервые, заманчивые в идеале, несколько загадочные в своем житейском осуществлении. Прокурор-обвинитель, а не прежний молчаливый «блюститель закона», адвокат, самое имя которого наводило на представителей старого порядка некоторый суеверный ужас, и, наконец, присяжный заседатель, смело призванный на работу судьи из среды вчерашних рабов, — все это, в особенности последний, представлялось еще в мечтах, а не в оболочке прозаической действительности. Но ко времени открытия Петербургского юридического общества суд присяжных уже проявил себя на практике и, выдержав первый искус, имел за собою длинный ряд правосудно и совестливо выработанных приговоров, совершенно немыслимых при старом судебном порядке с его «оставлениями в подозрении», имел пред собою и ряд страстных нападений, клеймивших его именем «суда улицы». Для беспристрастного взгляда не все в этом суде было выработано окончательно и кое-что нуждалось в исправлении, но было ясно, что материалом для суждения о недостатках практического применения этой формы суда должны служить не торопливые выводы людей, не бывших очевидцами хода процесса в его, богатой впечатлениями житейской правды, обстановке, а судящих, в лучшем случае, лишь по обрывкам спешных и неполных печатных известий. Для вдумчивого наблюдателя судьбы новых учреждений было очевидно, что именно суд присяжных и был, долгие годы, поставлен у нас в самые невыгодные условия, оставляемый без призора и ухода, на произвол всяких неблагоприятных влияний, причем недостатки его, столь понятные во всяком новом
Вот почему одною из первых больших работ нашего Юридического общества был подробный доклад о суде присяжных, занявший несколько заседаний и вызвавший оживленные прения.
Тогда были разобраны причины, неотвратимо вызывавшие оправдательные приговоры по многим делам о преступлениях по должности и против устава о паспортах и указана цепь неблагоприятных условий, совокупно влияющих на правильность деятельности присяжных вообще. Уголовное отделение Общества при этом выработало положения, содержавшие в себе указания на необходимость устранения этих условий. С чувством нравственного удовлетворения увидело затем Общество, как мало-помалу законодатель вступал на этот желанный путь, как улучшались состав присяжных заседателей и деятельность комиссий по составлению их списков, исправлялась нецелесообразная подсудность, устранялась излишняя обрядность судебных заседаний, вводилось участие присяжных в постановке вопросов и т. п.
Понемногу затихали и крики противников суда присяжных, обращаясь в случайное ворчание по поводу отдельных дел. Но когда, в 1895—96 гг., началось обсуждение преобразований в Судебных уставах, неожиданно раздались голоса укора этому суду и признания его негодным для целей правосудия или подлежащим такому исправлению, которое равнялось уничтожению целостного и нелицемерного его характера. Эти голоса раздались не извне, а из самого судебного стана. Они должны были придать большую энергию осаждающим, нашедшим себе неожиданных союзников, вооруженных боевым материалом и знанием техники, которого всегда недоставало гонителям «суда улицы». Юридическое общество снова взялось за оружие свободного и всестороннего обсуждения вопроса. Оно назначило особое заседание, с участием представителей Московского юридического общества, в тщетной надежде услышать устные доводы суровых критиков и отщепенцев. Выслушав глубоко прочувствованный доклад К. К. Арсеньева и ряд разносторонних обзоров деятельности присяжных, Общество единогласно высказалось в защиту суда общественных представителей, выразив уверенность, что этот жизненный, облагораживающий народную нравственность и служащий проводником народного правосознания, суд должен укрепиться в нашей жизни, не отходя в область преданий и продолжая быть для участвующих в нем школою исполнения долга общественного служения, правильного отношения к людям и человечного обращения с ними. И ныне с сердечною радостью приветствует Общество закрепление суда присяжных в проекте «судебного пересмотра» и устранение из его деятельности последних поводов к «девиации», разрешением представителям общественной совести знать о наказании, которому подвергается подсудимый, и предъявлять суду ходатайства о помиловании.
С деятельностью суда по всем наиболее важным своими карательными последствиями делам тесно связаны вопросы о состязании сторон, о пределах исследования, об оценке доказательств и, наконец, о руководящем напутствии председателя. Все это было предметом тщательного изучения и проверки в Обществе. Деятельность и организация прокуратуры нашли себе оценку в докладе нынешнего генерал-прокурора «о задачах прокурорского надзора»; доклад редактора журнала нашего Общества очертил важный вопрос «о свободе защиты»; четырнадцать заседаний было посвящено ряду докладов о завещанной еще составителями Уставов выработке правил о доказательствах и об установлении пределов исследования. В последнем отношении работы еще не могут быть признаны завершенными. Больной и острый вопрос о пределах уголовного исследования, затрагивающий одновременно и интересы правосудия, и неотъемлемые, драгоценные права личности, восходивший не раз и до нашего высшего судилища, подлежит дальнейшей разработке в Юридическом обществе. Он заслуживает, по своему значению, усиленного труда, для которого есть богатая фактическая почва. Область уголовного исследования следует принципиально установить и точно указать. Этим должен быть положен нравственный предел ненужной и незаконной любознательности собирателей обличительных данных, дающей пищу нездоровому любопытству толпы. Руководящее напутствие, к сожалению, до сих пор мало выработанное, не приобревшее еще вложенного в нем законом значения и не ставшее, как то необходимо у нас, центром тяжести всех словесных объяснений пред присяжными, заинтересовало Общество с самого начала его деятельности. Первый реферат в уголовном отделении, занявший три заседания и вызвавший самый оживленный обмен мнений, касался именно заключительного слова председателя.
Одним из коренных начал судебной реформы 1864 года является публичность. Без нее, без этой существенной и основной принадлежности суда, приказная правда старых порядков скоро вступила бы в свои права и в новом помещении, внося туда свою гниль и плесень. Недаром первой провозвестницей идущего обновления в старом суде явилась гласность производства, разгонявшая, по правилам 11 октября 1865 г., густые и вредные туманы канцелярской тайны. Введенная Уставами публичность честно служила государству и правосудию, устраняя описанное составителями Уставов положение, при котором «оправданный выходит менее оправданным, а обвиненный менее изобличенным», и раскрывая пред обществом и правительством скрытые язвы общественного организма, или служебных злоупотреблений. Но рамки специальных преступлений, указанных ст. 620 Устава уголовного судопроизводства, не всегда удовлетворяли насущной необходимости оградить общественную нравственность и даже самые интересы правосудия от публичной разработки и оглашения отдельных обстоятельств и целых эпизодов по делам, не упомянутых в ст. 620. Юридическое общество с серьезным вниманием отнеслось к этому явлению и выслушало, еще в 1882 году, обширный доклад, исходивший из глубокого уважения к светлому началу публичности, но вместе с тем напоминавший Обществу слова Спасителя «нельзя соблазну не придти в мир, но горе тем, чрез кого он приходит» и предлагавший расширение прав суда по защите воображения и восприимчивости слушателей от соблазнительных или грязных картин человеческого падения. Соображения этого доклада нашли свое подтверждение, а быть может, и отголосок в той части закона 1887 года, которая касается соотношения между публичностью и требованиями общественной нравственности. Юридическое общество не оставалось чуждым этому вопросу и в дальнейшие годы — и еще недавно выслушало доклад К. К. Арсеньева о гласности и устности по новому проекту Устава уголовного судопроизводства. Вопрос о публичности не может считаться исчерпанным вполне. Из одного из руководящих, в этом отношении, решений нашего уголовного кассационного суда видно, как разно могут быть толкуемы и понимаемы те, намеченные законом в общих выражениях, основания, по которым ныне подлежат закрытию, по усмотрению суда, двери заседания. Они нуждаются в подробном и продуманном анализе наряду с условиями практического осуществления тесной связи между публичностью судебного производства и гласностью , прямодушно признанной законом, в правилах о печатании судебных решений, как неизбежный и естественный элемент публичности. Наконец, нельзя не упомянуть о ряде докладов о судебной ответственности должностных лиц и о взаимных отношениях администрации и юстиции в их практической деятельности — о речи В. Д. Спасовича на тему, имеющую не только юридическое, но и государственное значение — «О языке в области судопроизводства» и о докладе о реформе и задачах кассации, имеющем связь с больным местом нашей судебной практики, с тем, что я назвал бы рассмотрением дел по существу в кассационном порядке, которое, в сущности, возвращает наше судебное производство к началу письменности и к возможности влияния личных взглядов, настроений и темперамента на оценку важности кассационных поводов.
Рядом с разработкой этих коренных вопросов шло в Обществе изучение отдельных отраслей процесса в их практическом и научном освещении. Их было так много, что можно лишь указать на некоторые для примера. Таковы доклады об апелляционном производстве, о вызове свидетелей в судебное заседание, об обжаловании подсудимыми оправдательных приговоров, о недостатках и пробелах предварительного и судебного следствия, о разделении голосов по уголовным делам и т. д. Некоторые вопросы разрабатывались с чрезвычайною подробностью и со всех сторон. В особенности много уделено было труда и внимания экспертизе по уголовным делам, причем был представлен ряд рефератов об экспертизе вообще и в частности об экспертизах литературной, художественной и фотографической, о гипнотических внушениях как предмете заключения сведущих людей, об освидетельствовании сумасшедших и, наконец, о задачах русского судебно-медицинского законодательства.
Много труда положило Общество и в работы из области права . В этом отношении особенно много сделало гражданское отделение, в котором, в противоположность уголовному отделению, вопросы догмы преобладали над вопросами процесса. В трудах этого отделения на первом плане стояла разработка отношений, вытекающих из семейного союза. Было представлено двенадцать рефератов, занявших двадцать одно заседание и касавшихся личных и имущественных отношений супругов, положения детей, прижитых вне брака, и сравнения женщин с мужчинами в правах по наследованию. Последний доклад, равно как и сделанный впоследствии доклад о «задачах законодательства по отношению к трудовым артелям» были сделаны нашим уважаемым сочленом Анною Михайловною Евреиновой. Гражданское право входит в жизнь гораздо шире и глубже, чем уголовное. Поэтому отношения, вытекавшие из новых явлений гражданского быта, вызывали отзывчивое внимание гражданского отделения. Его интересовали общественные собрания и клубы с юридической точки зрения, железнодорожные и пароходные предприятия ввиду особенностей установленного 683 статьей первой части X тома onus probandi [81]ответственности за вред и убытки, причиненные при эксплуатации; его занимали вопросы об ответственности акционерных обществ и их органов перед акционерами и фабрикантов и заводчиков в случаях несчастий с рабочими.
В области права пред уголовным отделением прежде всего предстало учение итальянской антропологической школы и всех ее разветвлений, самоуверенно шедшее на упразднение так называемой классической школы в уголовном праве с ее основными положениями и процессуальными приемами. Выяснению как разумных, так и преувеличенных сторон в этом новом учении посвящен был ряд докладов и, быть может, памятная многим, оживленная, блестящая беседа между представителями разных направлений в 1890 году по этому же поводу. В связи с этими учениями находятся вопросы вменения, и к этим вопросам Общество много раз обращалось в своих заседаниях, нередко приглашая на них представителей науки о душевных болезнях. Всех докладов, имевших предметом вопросы о вменении, с разных точек зрения, было девять, занявших семнадцать заседаний. Первым по времени был доклад Н. С. Таганцева «Об условиях вменения при полицейских нарушениях» в 1878 году. Последним по времени был реферат в 1898 году, касавшийся нового спора о вменении в немецкой литературе, сделанный В. Д. Набоковым. И по разработке взглядов на отдельные преступления труды уголовного отделения были очень обильны по числу, важны по содержанию. Так, в первые же годы своего существования отделение выслушало два многосторонне обработанных доклада Н. С. Таганцева и В. Д. Спасовича о преступлениях против веры, в которых, еще в 1881 году, намечены те затрагивающие глубины человеческого духа вопросы об отношениях между собою свободы совести и веротерпимости, вопросы, с которыми и ныне приходится считаться законодателю и которые так живо и тревожно интересуют общество. В эти же годы представлены, с обычным блеском, Н. А. Неклюдовым доклады о преступлениях против брака и о лжесвидетельстве — и постепенно разработаны, с критической и догматической стороны, многие постановления особенной части нашего Уложения. Между этими докладами нельзя не отметить касавшихся животрепещущих интересов печатного слова докладов Г. Б. Слиозберга о наказуемых нарушениях авторского права и о преступлениях печати, из которых последний вызвал особую оживленную беседу. Нужно ли говорить, что весьма большое число заседаний бы\о уделено таким жизненным вопросам, как ответственность малолетних и несовершеннолетних, организация тюрьмы и ссылки, устройство арестантского труда и т. п., в разработке которых принимали участие Д. А. Дриль, А. К. Вульферт и И. В. Мещанинов.
Общество чутко относилось к законодательству отечественному и чужому. Можно смело сказать, что ни один проект по вопросам права и процесса, разработанный за границей или принявший силу закона, не ускользнул от внимания Общества и от подробной его разработки. Русское законодательство до начала восьмидесятых годов давало мало пищи для деятельности Общества. Лишь в 1878 году В. Д. Спасовичу пришлось ратовать против расчленения Судебных уставов и внедрения их отдельных частей в соответствующие томы законов. Он взывал о спасении этого утопленника в море устарелых и наполовину неведомых статей и о возвращении его к прежней самостоятельной жизни, что было необходимо, так как при разбрасывании статей Устава уголовного судопроизводства и Учреждение судебных установлений некоторые из них получили несвойственную им кодификационную окраску. Затем, в 1880 году нынешний министр юстиции Н. В. Муравьев изложил пред Обществом, с критической оценкой, особенности новой подсудности преступлений против порядка управления, установленной законом 1878 года. Но деятельность Общества в этом отношении чрезвычайно оживилась, когда было возвещено новое начертание Уголовного и Гражданского уложения и стали появляться обширные труды занятых этим начертанием комиссий. Гражданское отделение откликнулось обширными рефератами, между которыми заслуживают особого упоминания труды о предмете и системе Гражданского уложения, о характере и направлении работ по его составлению, об отношении его к местным законам и о методе будущей кодификации. Первый из них памятен, кроме своего содержания, еще и тем, что в обсуждении его участвовал один из благороднейших, чистейших и нравственно-стойких русских людей — Константин Дмитриевич Кавелин. Уголовное отделение откликнулось на предстоявшие преобразования образованием ряда комиссий, представивших тщательно разработанные заключения на проект Уголовного уложения. Кроме того, это отделение, для обсуждения важнейших вопросов, например о вменении по проекту нового уложения и об имущественных преступлениях, имело соединенные заседания с обществом психиатров и с гражданским отделением. В первом заседании по обсуждению лестницы наказаний, установленной проектом, принимал участие и министр юстиции Д. Н. Набоков. Наконец, в последнее время, во всех отделениях Общества, был целый ряд докладов по проекту комиссии о пересмотре законоположений по судебной части. Ввиду того, что труды комиссии наряду с предположениями о ремонте судебного здания, содержат в себе и проект существенной перестройки этого здания, закладывая его в фундамент новую должность участкового судьи, с разнообразными обязанностями и широкой, противу ныне действующей подсудностью, доклады эти обращены были преимущественно на оценку пригодности и целесообразности этого нововведения.
Не одни вопросы материального права и процесса нашли себе отголосок в занятиях Юридического общества. Наравне с ними запросы общественной жизни и условия быта не были ему чужды. Подобно тому, как суд присяжных представляет естественное соприкосновение власти с общественною совестью в деле суда, так земство и полиция являются органами соприкосновения управления с народом на почве местных нужд и потребностей. Регламентируя участие земских сил в местном управлении, законодатель создает юридические основы земского самоуправления, вызывая общественные силы на служение материальным и нравственным интересам окружающих и внося восприимчивый элемент почина в дела и среду, которые мертвила бы канцелярщина. Важность правильности этой регламентации и ее чуткости к действительным интересам населения сознавалась всегда деятелями административного отделения. Одно перечисление докладов А. Д. Градовского указывает на это. В 1878 году он говорит о праве ходатайств, предоставленном земским собрания. л, в 1879 году о наказе полиции, в 1880 году о необходимости пересмотра XIV тома, в 1881 году о возрастном сроке для выбора по земским учреждениям, в 1884 году о выборах гласных от крестьян. По его стопам идут члены общества Корку-нов, Свешников, Арсеньев, Кузьмин-Караваев и Гессен. Здесь не место называть их многочисленные и интересные доклады. Достаточно сказать, что в них разработаны вопросы местного самоуправления в Европе и в России, вопросы о пределах власти и ответственности губернаторов, о всесословной волости, о новейших сочинениях по самоуправлению, о фиксации земского обложения, о земской адвокатуре и об отношениях земства к народному образованию.