Собрание сочинений в четырех томах. 4 том.
Шрифт:
— Через десять дней? — вздохнул Виктор. — Долго, долго... — но подумал он сейчас не о «Крутой Мария», а об остальных шахтах, которые и через десять дней плана выполнять не будут, и ему стало вдруг тоскливо и тошно, как уже часто бывало в последние дни, словно он попал в липкую, тянучую трясину, а выкарабкаться ему оттуда не дают, барахтаться же в тине — противно.
— Ну, а остальные когда обещают? — хрипло спросил он и посмотрел при этом в окно, словно оттуда, а не от заведующих, должен был прийти правдивый ответ.
— Да ведь вы, Виктор Федорович, такую программу нам начертали, такую программу-максимум, — разведя руками, а потом с хихиканьем потерев ими, ответил Посвитный, — что для ее реализации время, время надобно! Но приложим. Все усердие приложим. И в кратчайший же срок.
— А между тем, — поморщившись, перебил его Петр Фомич, — управляющий требует, и в этом я его целиком поддерживаю, только одного; наведения элементарного, обязательного порядка на шахте. Для этого никаких особенных подвигов не надо.
— Ну, — улыбнулся Андрей, — чтоб теперь да быстро навести порядок — как раз подвиг, нужен. И, как на подвиг, надо поднять людей на это дело. Так прямо и сказать им: от каждого требуется подвиг.
А Виктор все смотрел в окно.
«Долго, ох, долго!» — думал он, и только одно это тоскливое слово и дребезжало в его ушах. Вот и деревья зазеленеют, и акации зацветут, и весна в срок выполнит свой радостный план, а Виктор все еще будет барахтаться в трясине... А долг будет расти да расти...
После совещания, когда они остались втроем — Виктор, Андрей и Светличный, — Андрей сказал молодому управляющему:
— Ну, брат, ты прямо как художник нарисовал картину состояния шахт.
— Да, но картина-то невеселая... — вздохнул Виктор.
— Зато, зная болезнь, ее лечить легче.
— Долго, ох, долго!
— Ничего. Мы тебе все поможем. Обещаю, что два месяца никто тебя клевать не будет. Не дадим! А ты спокойно выправляй дело.
— Тем более что курс ты наметил верный, — прибавил Светличный.
— Ты думаешь? — рассеянно пробормотал Виктор.
Как на совещании, так и сейчас, он избегал встречаться взглядом со Светличным: ему казалось, что тот смотрит на своего молодого начальника чуть-чуть насмешливо. Виктора давно уже мучило, что так и не удалось ему поговорить со Светличным откровенно и по душам. Не пора ли все-таки это сделать?
— Ты извини меня, Федя, — хрипло и опять не глядя на Светличного, сказал Абросимов. — Мне перед тобой, ей-богу, неловко...
— Почему? — изумился тот.
— Ведь если по правде, по справедливости, так тебе бы здесь руководить, а мне бы тебе подчиняться...
— Вот ты о чем! — чистосердечно расхохотался Светличный, но потом, увидев, что для Виктора это слишком серьезно, придвинулся ближе к нему и сказал, свирепо нахмурив свои косматые брови: — Ты это выбрось, выбрось из головы. Партия лучше знает, кого из нас куда ставить. А я к тебе дорогою душою, — слышишь? — дорогою душою готов и подчиняться и помогать, — и он протянул Виктору руку.
Тот растроганно схватил ее.
— Ну, спасибо! Слушайте, хлопцы! — вдруг, сразу повеселев, вскричал он. — А давайте-ка все ко мне в гости. Ведь мы за этими чертовыми делами так ни разу по-человечески и не встречались.
Друзья охотно согласились, и они шумной, ребячьей ватагой ворвались в новый директорский дом.
Даша обрадовалась им. Обрадовалась гостям, обрадовалась тому, что Виктор рано пришел домой, — не часто она теперь его видела. Она сразу же засуетилась, захлопотала, забегала.
— Сейчас, сейчас буду вас кормить! — посулила она на бегу. — Ведь вы же, как черти, голодные?..
А Виктор стал показывать гостям свой новый дом.
Ему самому здесь не все было знакомо. Каждая картина на стене, каждая безделушка на буфете были для него самого открытием. «И когда только Даша успела? — восхитился он. — Она наладила дом быстрее, чем я — трест...»
— В этом доме жить можно! — изрек Светличный, когда, осмотрел все закоулки, вплоть до веранды и сада, гости вернулись в кабинет.
— И хорошо можно жить, — прибавил Андрей, но тотчас же и заметил: — Э, а книг-то у тебя маловато!..
— Ну, совсем как Нечаенко! — расхохотался хозяин. — Помнишь, как он раз перетряхнул нашу библиотечку?
И они, словно сговорившись, в этот вечер предались роскоши воспоминаний.
5
Только тот, кто, как добрый хозяин, знает настоящую цену каждому рабочему дню, кто в итогах трудового месяца коллектива привык видеть и свое, личное счастье или несчастье, для кого мертвые цифры в сводке не мертвы, а исполнены жизни, борьбы и треволнении, — тот знает, как круто даются последние дни месячного плана и как у иных ротозеев легко, вскачь, словно мелочь из дырявого кошелька, сыплются первые дни: не успеет оглянуться, — а уж рассорил, растерял добрую половину…
Вприпрыжку, медяками, легкими гривенничками покатились первые майские дни, и хотя Виктор старался каждый пятак поставить ребром, из каждого дня выжать все капли, — он и сам не заметил, как растаяла первая неделя. А сделал он, как ему казалось, мало, совсем мало, почти ничего.
Но ночью пятого, точнее — ранним утром шестого мая его разбудил телефонный звонок. Виктор тотчас же схватил трубку. Он все еще никак не мог привыкнуть к этим тревожным ночным звонкам; за каждым из них ему мерещилась катастрофа.