Собрание сочинений в четырех томах. Том 1
Шрифт:
Какое-то время я был болен, меня часто тошнило и знобило, а ночью бросало в жар и пот. Мать чувствовала, что со мною что-то неладно, и была ко мне очень внимательна. Но меня это только мучило: ведь я не мог довериться ей.
Однажды вечером, когда я был уже в постели, она принесла мне кусочек шоколада. Это напомнило прежние времена: тогда, если днем я хорошо себя вел, мне часто давали перед сном что-нибудь вкусное в виде поощрения. И вот она стоит и протягивает мне шоколад. Мне стало так больно, что я лишь молча покачал головой. Она спросила, что со мной, что у меня болит. Я еле смог ответить: «Ничего, ничего! Мне ничего не надо!» Она положила шоколад на ночной столик и ушла. Когда на следующий день она стала спрашивать меня, что со мной было, я сделал вид, что ничего
Мое существование в те времена было похоже на жизнь душевнобольного. В упорядоченном мире нашего дома я бродил, как привидение, запуганный и измученный, не принимал участия в жизни других, лишь изредка забывался ненадолго. Отцу, который часто с раздражением спрашивал меня, что происходит, я отвечал холодно, недружелюбно.
Глава вторая
КАИН [42]
Спасение от этих мук пришло с неожиданной стороны, и вместе с тем в моей жизни появилось нечто новое, то, что сохраняет свое значение и до сих пор.
42
Каин — история Каина и убийства им брата Авеля рассказана Моисеем в книге Бытия, гл. 4.
В нашей латинской школе оказался новый ученик. Это был сын богатой вдовы, недавно переехавшей в наш город, на рукаве он носил траурную повязку. Он был старше меня на несколько лет и несколько классов, но вскоре я его заметил, так же как и многие другие. Этот необычный ученик выглядел гораздо старше своих лет, и никто бы не назвал его ребенком. Рядом с ним мы казались просто детьми. Он держался всегда в стороне и вел себя как взрослый, даже, скорее, как хозяин. Нельзя сказать, чтобы его любили, он не участвовал в играх, тем более в драках, школьникам нравился только его уверенный и решительный тон в обращении с учителями. Его звали Макс Демиан.
Однажды — а это случалось изредка в школе — по каким-то причинам в нашу очень просторную классную комнату посадили еще один класс. Это был класс Демиана. У нас, младших, был урок закона Божьего. Старшие писали сочинение. Пока нам рассказывали историю Каина и Авеля, я все время посматривал на Демиана, его лицо странным образом притягивало меня; это умное, необыкновенно волевое лицо склонилось над работой, преисполненное внимания и духовной сосредоточенности; он не был похож на ученика, выполняющего задание, а скорее на исследователя, который занят своими проблемами. Это не было приятно, наоборот, что-то мне не нравилось, слишком велико было его холодное превосходство, во всем его существе было что-то вызывающее и самоуверенное, а в глазах то взрослое выражение, которого не любят дети, — выражение печали с долей насмешки. Но что-то, почти против моей воли, заставляло меня все время на него смотреть. Один раз он заметил это, и я тут же испуганно отвел взгляд. Сегодня я часто размышляю о том, как он выглядел тогда, школьником, и могу сказать одно: он во всем был другим, совершенно особенным, на нем лежала печать яркой индивидуальности, и этим он бросался в глаза, хотя и старался оставаться незаметным. Он вел себя как переодетый принц среди крестьянских ребятишек, который старается во всем быть похожим на них.
По дороге домой он шел сзади меня. Когда другие постепенно разошлись по сторонам, он обогнал меня и поздоровался. Это приветствие, хотя он пытался говорить так, как было принято у мальчишек, прозвучало вежливо, по-взрослому.
— Нам, кажется, по пути? — спросил он приветливо. Польщенный, я кивнул и объяснил, где живу.
— Ах, там… — Он улыбнулся. — Я знаю этот дом. Над входной дверью у вас такая странная штука. Она мне показалась интересной.
Я не сразу сообразил, что он имеет в виду, и очень удивился тому, что он лучше знает наш дом, чем я сам. Над воротами действительно находилось нечто вроде коронального камня, напоминавшего геральдический ли-тон, однако
— Я ничего не знаю об этом, — сказал я робко, — это птица или что-то в этом роде. Очень старая, видимо. Говорят, что когда-то дом принадлежал монастырю.
— Может быть, — кивнул он. — Присмотрись повнимательнее. Такие вещи часто бывают очень интересными. Думаю, это ястреб.
Мы шли дальше. Я был в большом смущении. И вдруг Демиан засмеялся, как будто ему в голову пришло что-то очень веселое.
— Да, я вот слушал ваш урок, — сказал он, оживившись. — История о Каине и печати на лбу, помнишь? Как она тебе понравилась?
Нет, мне очень редко нравилось что-либо из наших занятий. Но я не решился признаться, у меня было такое чувство, словно со мной разговаривает взрослый. Я сказал, что история очень хорошая. Демиан потрепал меня по плечу.
— Передо мной не надо притворяться, дружище. Но история действительно примечательная, я думаю, гораздо интереснее многого другого, о чем говорят на уроках. Учитель ничего особенного не сказал, только самое обычное о Боге, о грехе, ну и все в этом роде. Но я думаю… — тут он прервал себя и спросил, улыбаясь: — А тебе интересно?
— Так вот, я думаю, — продолжил он, — что эту историю о Каине можно понять совсем по-другому. То, чему нас учат, по большей части правильно и достоверно, однако в каждом случае существует и другая трактовка, чем та, которую дают учителя, и зачастую более интересная. Вот, например, этот Каин с печатью на лбу [43] ; ведь объяснение, которое дано, в общем, неудовлетворительно. Как ты считаешь? Кто-то в споре убил своего брата — это может случиться, потом испугался и смалодушничал, это тоже возможно. Но то, что за свою трусость он награжден специальным знаком отличия, который защищает его и приводит в трепет окружающих, это все-таки очень странно.
43
Каинова печать — знак отверженности, демонизма, но и избранности, которая в творчестве Гессе, вслед за Ницше, переплетается с первобытным аморализмом, представляет собой некую светотьму, борьбу тьмы и света внутри самой гармонии.
— В самом деле, — сказал я с интересом, дело это наминало меня занимать, — но как это можно еще объяснить?
Он положил руку мне на плечо.
— Очень просто. То, что было, с чего эта история началась, это и был знак. Был человек, в его лице люди видели нечто, порождающее страх. Они боялись его коснуться, однако он нравился им, он и его дети. Но, может быть, в действительности это не был знак на лбу, вроде почтового штемпеля, это было бы слишком просто. Скорее всего — что-то угрожающее, но едва заметное: немножко больше ума и отваги во взгляде, чем к тому люди привыкли. В нем была сила, его опасались. На нем был «знак», как бы это ни объясняли. А люди всегда хотят того, что им удобно и в чем они могут считать себя правыми. Люди боялись детей Каина, на них была печать, «знак». Печать стала для них не тем, чем она была на самом деле, — знаком отличия, а превратилась в свою противоположность. Тех, кто нес на себе этот знак, считали опасными, да оно так и было. Личности мужественные, с характером, всегда опасны для других. И вот среди людей жил род бесстрашных и опасных, из опасения ему придумали имя и легенду, чтобы отомстить и тем самым компенсировать себе весь пережитый страх. Тебе понятно это?
— Значит, тогда получается, что Каин не был плохим? И вся эта история в Библии, значит, неправда?
— И да, и нет. Такие старые, древние истории всегда правда, но они не всегда правильно записаны и не всегда достоверны. Короче говоря, я думаю, что Каин был парень что надо, а историю про него сочинили только потому, что его боялись. Это был просто слух, ну, как обычно болтают люди, но правда состояла в том, что Каин и его дети в самом деле были отмечены «знаком», они были другие.
Я удивился.