Собрание сочинений в четырех томах. Том второй. Лирика, повести в стихах, сатира, пьесы

Маршак Самуил Яковлевич

Новые приключения Макса и Морица

В автобусе встретился с Морицем Макс. Спросил он: — Как ваши делишки? Веселого мало, находите? Так-с! Отмечу я в памятной книжке!.. Встревоженный Мориц прервал его: «Вас? Вас заген зи [4] старый знакомый? Я тоже могу донести, что у вас Приемник имеется дома!» У Макса в глазах замелькали огни, Слетела от ужаса шляпа. И оба стремглав побежали они Кратчайшей дорогой в гестапо.

4

Was? Was sagen Sie? — Что? Что вы сказали? (нем.).

Из уст в уста

У подъездов Фридрихсплатца, У дверей кино Немцам по двое скопляться Не разрешено, — Потому что там, где двое Или больше двух, Слово искра, сам собою Возникает слух. Вот

покрытый сединами Немец-генерал, Наклонившись к рыжей даме, Что-то прошептал. Полицейский! Полицейский! Манием руки Этот заговор злодейский В корне пресеки! Почему же ты ни с места? Догоняй, свисти! Неужели от ареста Дашь ты им уйти? Что я вижу? Ты недаром К преступленью глух. Ты в беседе со швейцаром Распускаешь слух. Этот слух пойдет по дому, По другим домам, От жильца пойдет к другому, Как по проводам. Так, по городу летая, Запрещенный слух, Словно стрелка часовая, Совершает круг. Слухи, слухи, как зараза, Ширятся, растут. Все отчетливее фраза: «Гитлеру капут!»

1945

Геббельс — Гитлеру

После вторжения союзных армий

Вы — предсказатель! Вы — пророк! Предвидели вторжение. Вот вам на голову венок — И наше поздравление!..

Конечный маршрут

Проходит поезд бронированный Глубокой ночью без огней. Сидит в вагоне, как прикованный, Злодей, боящийся людей. Кочует фюрер по Германии, От всех скрывая свой маршрут, Но все равно без опоздания Прибудет к станции Капут.

1944

Дурное воспитание

«Здесь неуместен разгул животных

инстинктов, как за рубежом».

Из фашистских газет 1945 года

Из-за границ Вернулся Фриц К себе домой — в Германию. И слышит, он Со всех сторон Такие восклицания: «Послушай, Фриц! — Со всех страниц Кричат ему газеты. — Зачем ты грабишь частных лиц? Зачем насилуешь девиц? Очнись, подумай, где ты! Ты не во Франции теперь, Не в селах Украины. Послушай, Фриц, скорей умерь Ты свой инстинкт звериный. Когда-то грабил ты и жег Деревни Белоруссии, А нынче грабишь ты, дружок, Дома Восточной Пруссии… За рубежом Ты грабежом Был занят непрестанно. Но грабить свой, немецкий, дом — По меньшей мере странно!» В ответ раздался стекол звон И хриплый голос Фрица: «Я не могу, — воскликнул он, Уже остановиться!

1945

Война, как таковая

«Война является естественным состоянием человека».

А. Гитлер

«…Никому из нас не придет в голову

расхваливать войну, как таковую».

Из фашистской газеты «Вестдейтчер беобахтер»

— Нет, война, как таковая, Не легка и не сладка! — Говорит передовая Из фашистского листка. А когда-то, в дни былые, Клялся фюрер, что война, Как родимая стихия, Немцам истинным нужна. Почему же неизвестный Журналист в передовой Отзывается нелестно О войне, как таковой? Потому что на Востоке В грозной схватке боевой Немцам дал урок жестокий Сталинград, как таковой. Потому что из Туниса, Где сдалась фашистов рать Только Роммель, точно крыса С корабля успел удрать. Потому что с небосклона Самолетов слышен вой И летит за тонной тонна На Берлин, как таковой. Так, в минуту роковую Фюрер смутно разобрал, Что войну, как таковую, Навсегда он проиграл!

Новая басня про старого лжеца

«… И к былям небылиц без счету прилыгал».

И.А. Крылов, «Лжец»

Фон Роммель, старый лжец, Который некогда грозился взять Суэц, С корреспондентами гуляя в чистом поле, Рассказывал про европейский вал И к былям небылиц без счету прилагал. — Вы видите, друзья, цветут здесь каприфоли, Ромашки, ландыши, и тмин, и бальзамин, А под корнями их — два миллиарда мин!.. Смотрите, на лугу траву жуёт корова. Даю вам слово, Что минами она у нас начинена И, если ток включить, взрывается она! Мы всё минируем — от хлева до овина. Вот немка к нам идёт. «Как ваше имя?» «Минна!..» Услышав сей ответ, пугливый журналист От Минны бросился бежать, дрожа, как лист, И

больше к Роммелю не ходит для беседы, Боясь коровьих мин и женщины-торпеды.

______

У басенки моей простейшая мораль: Границы должен знать и самый пылкий враль. Пускай припомнит он один закон старинный, — Что при плохой игре не помогают мины!

Разговор по душам

В Виши обсуждался вопрос о переезде «правительства» Петэна в Париж. Петэн заявил, что он опасается враждебного отношения парижан.

ПЕТЭН — ЛАВАЛЮ

Приглашают нас в Париж, Говоришь? Чтоб повысить наш престиж, Говоришь? Нет, мерси, мон шер [5] Лаваль, Очень жаль, Но поеду я едва ль, Пьер Лаваль. Я поехать был бы рад, Да навряд Нас в Париже захотят. Так-то, брат! Там нас немцами зовут, Старый плут, Чужеземцами зовут, Старый плут! Люди ставят нам в вину, — Антр ну [6] , — Что мы продали страну. Вот те ну! Мол, продались торгаши За гроши. Лучше будем жить в тиши, Пить Виши… Приглашают нас в Париж, Говоришь? Не поеду я в Париж. Нет, шалишь!

5

Mon cher — мой дорогой (франц.).

6

Entre nous — между нами говоря (франц.).

О Лавале и его печали

Пьер Лаваль высказал в печати свою скорбь по поводу начавшегося освобождения Франции.

Из газет

Они вдвоем смотрели вдаль Из-за бетонных стен. «Стреляют!» — вымолвил Лаваль. «Палят!» — сказал Петэн. «Беда!» — подумал Пьер Лаваль И впал в глубокую печаль. Он, как премьер и как француз, Не может не грустить: Его страну от рабских уз Хотят освободить. Глядит сквозь щелку Пьер Лаваль, И грустью он объят. Он понимает, что едва ль Грехи ему простят. Что продал недругам давно Он совесть и страну, И вместе с ними суждено Ему идти ко дну!

Безработные палачи

…Не для торжественных речей, Не для банкетов светских Собралась шайка палачей, Гаулейтеров немецких. Один-единственный вопрос Интересует их всерьез, А суть вопроса вкратце: Куда им всем деваться? Они, гаулейтеры, вчера От Минска до Версаля И от Ламанша до Днепра Европой управляли. Теперь у них переполох, Им тесно в душной банке. Сидит в котле гаулейтер Кох, В котле — гаулейтер Ганке. Иных уж нет, а те — в пути, Готовятся к отлету… Но где бездомному найти Гестаповцу работу? Кули таскать? Рубить дрова? За это платят скудно. Притом дрова — не голова. Рубить их очень трудно! Лудить, паять, кроить, дубить Труднее, чем дубасить. Носить трудней, чем доносить, И легче красть, чем красить. Так что же делать? Вот вопрос. Ответа ждет гаулейтер. Но, хвост поджав, как битый пес, Дрожит и сам ефрейтор.

Разговор ефрейтора с генеральским мундиром

Прощай, мой мундир, мой надежный слуга. Приходит минута разлуки. Навеки прощай!.. Уж не ступит нога В мои генеральские брюки! С тобой покорить я надеялся мир, Мечтал о добыче и славе. С тобою в Париж я вступил, мой мундир, В тебе гарцевал по Варшаве. В тебе я когда-то всходил на Парнас С веселой подвыпившей свитой. В тебе я летал по Европе не раз От фьордов норвежских до Крита. Осталась прореха в твоем рукаве, Прореха огромная — сзади На память о тщетном стремленье к Москве, О том, что стряслось в Сталинграде… Вот эти заплаты оставил Донбасс. Карелия… Крым… Украина… Вот Венгрия, Польша… А эти сейчас Нашиты вблизи от Берлина. Теперь ты скучаешь в грязи и в пыли, Лишившись подкладки атласной, И тихо дрожишь, услыхав невдали Орудия Армии Красной. С тобою дождались мы черного дня. Свой век доживем мы в разлуке. И скоро повесят тебя и меня Суровые, твердые руки. Меня до костей пробирает озноб, — Так сильно грохочут орудья. Тебя бы — в мой гроб, а меня — в гардероб! Да только найдут меня судьи… Давно уложил я тебя в чемодан, Мечтая лететь в Аргентину. Увы, далеко от меня океан, А фронт подступает к Берлину! Прощай, мой мундир, мой надежный слуга. Приходит минута разлуки. Навеки прощай!. Уж не ступит нога В мои генеральские брюки…