Собрание сочинений в одном томе
Шрифт:
— Да нет, вроде все нормально.
— А почему упала?
— Сама не знаю.
— Ну ладно, вставай. Обедать пора, — Давид всегда любил дисциплину, — половина второго уже. Пошли к палаткам.
Сидим, болтаем, поедаем свои продовольственные запасы. И вдруг я вижу — к нам лесник идет. У меня в глазах потемнело.
— Давид, вон лесник идет, чтоб сообщить, что мой папа умер.
Это было так. Мама позвонила Валере и Лере и сказала, что в половине второго отец вышел из моря и упал. Мгновенная смерть. Сердце. Ему было 59 лет. Лера набрала номер лесника, чтоб передать мне это страшное известие.
Вот и все. Я никакой не экстрасенс. И ни во что не верю. Просто мы с папой очень любили друг друга. И в миг смерти он обо мне подумал. И я услышала. Я же на него похожа. И хожу вразвалочку.
Алексея Давидовича Рубальского, моего отца, любили все. Весь дом. Все, кто его знал. А о том, что я стихи пишу и меня по телику показывают, папка так и не узнал…
На океане, в Биаррице…
— Ой, ты едешь в Биарриц?! — Полиночка захлопала в ладошки. Вернее, в пальчики — она была такая невесомая, такая нежная, что звуки хлопков показались бы раскатами грома в исполнении этого неземного создания. А так Полиночка соединяла только кончики пальцев, и ее графически выраженная радость была беззвучна. — О, как я тебе завидую! Биарриц — это чудо! Это Олд мани! Старые деньги!
Это означало, что всякие богачи и богачки ездят туда уже столетиями, не жалея тратя эти самые мани. Я и не знала, что такие места есть на земле. А вот Полиночка знала, потому что была уже четвертым или пятым поколением в семье, никогда не знавшей финансовых трудностей. Все называли ее именно так — Полиночка. А если бы сказали, например, Поля или Полина, она даже не поняла бы, к кому это обращаются.
Беззвучные Полиночкины аплодисменты отделяли меня всего на три дня от полета-поездки в это самое олдманевое местечко Франции.
Я знала о Биаррице только то, что там произрастают бересклеты и бугенвиллии, — Василий Аксенов замечательно описал этот город в своем романе «Редкие земли». Фонетическое звучание названий этих неведомых растений примагничивало меня к предстоящей поездке.
Океан — это вам не море. Грохочет накатывающими на берег волнами. Пейзаж красивый, но свирепый. «О, море в Гаграх, О, пальмы в Сочи» — это совсем другое курортоописание. Тут скорее «А волны и стонут, и плачут…» И небо серое-серое. И чайки какие-то особенно беспокойные и громкоголосые. Мои замечательные друзья рискнули десять дней потерпеть мое присутствие, пригласив меня к себе. Нет, конечно, это я притворяюсь, говоря — терпеть. Сама-то думаю, что десять дней побыть рядом со мной — сплошное удовольствие. Это я опять притворяюсь.
Денечки шли своим ходом в неспешных разговорах и неглубоких раздумьях. Дождливо-однообразно-приятно.
Наконец в один из дней, обедая в ресторане, я услышала русскую речь и обрадовалась, потому что для меня главное не любоваться пейзажами, а прислушиваться-присматриваться к людям. Вдруг что-нибудь такое услышу, о чем потом, чуть-чуть приврав и допридумав, что-нибудь насочиняю.
По-русски разговаривали три дамочки усредненной наружности. Они говорили громко, и я поняла, что они меня узнали и специально привлекают мои уши к своему разговору. А я и рада:
— Девочки, сигаретки не найдется?
Сигаретка нашлась, а за ней и вопрос:
— Ларисочка, как вам Биарриц?
Наша беседа покатилась быстро, и уже через пять минут я знала, кто они и зачем в Биаррице. О двоих из них рассказывать неинтересно, а вот третья подарила мне небольшой сюжетик, который последует далее.
— Меня зовут Ярослава, а супруга — Всеволод. Он сейчас в Москве, работает много. А нас с сыном Макарушкой сюда отправил. Чтобы Макарушка научился хорошо говорить по-французски. А потом мы поедем в Австралию или еще куда-нибудь. Наш Макарушка — вундеркинд. Всего девять лет мальчику, он в классе самый лучший. Мы уже год здесь, в Биаррице. А папа наш там, в России, очень большой пост занимает. Политик. — Ярослава назвала фамилию.
Ничего себе! Я, столько лет работая у японцев в «Асахи», к нему на интервью прорывалась! Сто преград стояло на пути к этому радетелю за судьбу России. Японцы им очень интересовались, но видеть могли только по телевизору. Правда, в последнее время этот великий реформатор куда-то в тень ушел. Но фамилия его все равно из памяти не стерлась.
А Ярослава продолжала:
— Мы ведь русские такие, как имена наши. Дочку тоже добрым русским именем назвали — Лада. Ладушка сейчас в Лондоне устроилась. Нет, не замужем. Нет, не работает. Просто папа там ей домик купил. Хочет, чтобы девочка жила по-человечески.
— А как же супруг-то ваш в Москве один живет? — Я изобразила сочувствие. — Скучает, наверно?
— Я поняла. Вы намекаете, что я рискую, оставляя мужа одного так надолго? Мне все так говорят. Да, я рискую. Ради сыночка. А Всеволоду я верю. Он днем и ночью работает. А все бытовые трудности на прислуге, они за ним ухаживают, кормят-поят. А мы каждый день с ним по скайпу разговариваем. Макарушка папе стихи читает. А хотите, я мальчика сейчас сюда позову?
Макарушка нарисовался через пять минут. Мадам Ярослава могла фамилию супруга своего не произносить. Сынок был юным клоном великого россиянина. Ярослава слегка порозовела, поняв мою осведомленность. По лицу моему было видно, что пацан мне понравился. Девятилетний инфант был просто загляденье — чуть кудряв, темноволос, синеглаз. И такая же, как у его родителя, небольшая щелочка между передними зубами.
Мальчишка был удивительно мил и приветлив — пардон, мерси, вуаля…
И через секунду:
— Ой, здравствуйте, вы из Москвы? А у меня там папа в Барвихе и собака Марфуша. Русская борзая.
На Макарушке была надета маечка со значком, выдающим место покупки. А стройные мальчишеские ноги облегали бежевые лосины, заправленные в высокие сапожки — он только что вернулся с конных соревнований на первенство школы.
— Сыночка, почитай нам стихи. Гюго. Только с выражением.
Тут я встряла не по делу:
— Ты, Макарушка, давай, на стульчик влезь, ручки на груди сложи, глазки в небо и читай. А у меня как раз в сумочке шоколадка завалялась. Так что будет тебе награда.
Я думала, мальчишка смутится или засмеется, а он стал к стульчику примериваться — залезть собрался. Пацан привык слушаться взрослых.
— Да ладно, Макар, давай, стой на полу. Читай, развлекай теток. — Мне понравился, честно говоря, этот беззлобный и необидчивый парень.