Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. Романы и повести
Шрифт:
— Входите же, — сказала она.
Полицейские друг за другом осторожно вошли в дом. Вахмистр винтовкой распахнул полуоткрытую дверь в комнату, отступил назад и приказал Эльзи зажечь в комнате свет. Собаки там не было.
— Иди впереди меня, — приказал вахмистр, и Эльзи пошла, зажигая повсюду свет — и на чердаке, и в хлеву. Четверо полицейских остались в кухне. Вахмистр вернулся вместе с Эльзи.
— Если пса нет в доме, то где он?
— Ушел с отцом, — ответила Эльзи.
— А когда староста вернется?
— Когда вы уйдете, — ответила Эльзи.
— А
Рядом с входной дверью стояла длинная скамья, над ней тянулся ряд окон с закрытыми ставнями. Вахмистр уселся на скамью, четверо полицейских, обхватив винтовки, последовали его примеру.
— Адский холод на улице, — обронил Хайметтлер.
— Не мешало бы Эльзи сварить нам кофе, — добавил Лустенвюлер.
— Это было бы мило с ее стороны, — поддержал его Эгглер.
— Еще как мило, — подхватил Штуки.
— Какого вам кофе — с наливкой? — спросила Эльзи.
— Ага, — кивнул вахмистр.
Они сидели и смотрели, как Эльзи готовит кофе.
— Сколько сахару? — спросила Эльзи.
— Побольше, — ответил за всех вахмистр. — И вишневки тоже побольше. Раз уж нам приходится ждать.
Потом они пили кофе из больших пузатых чашек.
— Еще кофе? — спросила Эльзи.
— Давай еще по чашечке, — ответил за всех Хайметтлер.
Она сварила новую порцию кофе.
— А ты — красивая шельма, — сказал вдруг вахмистр.
— Никакая я не шельма, — спокойно возразила Эльзи.
— Да я не хотел сказать ничего плохого, — пошел на попятную вахмистр. — И все же — со сколькими парнями из пансионата ты занималась этим?
— А там никого и не было, кроме сторожа Ванценрида, — ответила Эльзи, разливая по чашкам кофе.
— Мне еще чуточку вишневки, — успел ввернуть Штуки.
Эльзи подлила всем еще немного шнапса.
— Ну, так со сколькими же? — не отставал вахмистр.
— Во всяком случае, не со сторожем, — заявил Лустенвюлер. — Я частенько пил у него вино — хорошее вино, «Муле-на-Ван», и кое-чего нагляделся.
— Но отцу вы ничего такого не рассказывали, — возразила Эльзи.
— Слова — серебро, а молчание — золото, — заметил Лустенвюлер.
— Если бы рассказали, не пришлось бы вам теперь приканчивать Мани, — сделала вывод Эльзи.
— И сидеть тут — тоже, — добавил вахмистр.
— Мне больше по вкусу, чтобы вас здесь не было и чтобы Мани оставили в покое, — сказала Эльзи.
— Собака — это собака, а красивая девка — это красивая девка. И ту и другую в покое не оставят, — отшутился вахмистр и допил свой кофе.
Остальные тоже опорожнили свои чашки. Эгглер, поставив пустую чашку на подоконник, заявил, что кофе пошел ему на пользу, и прислонил винтовку к стене.
— А если сейчас мне дадут еще и рюмочку вишневки, — добавил он, — то больше мне ничего на свете не надо.
— Бутылка пуста, — сказала Эльзи, — но наверху, в отцовской спальне, есть еще одна, полная.
— А что находится рядом со спальней старосты? — спросил вахмистр.
— Моя комната, — ответила Эльзи.
— Вот и прекрасно, значит, мы все можем
— Почему это вы все хотите подняться со мной наверх? — удивилась Эльзи.
— Потому что там шнапс и ты, — ответил Хайметтлер.
— Ну, это-то ясно, — спокойно ответила Эльзи.
— А ведь мы ничем не хуже тех парней из пансионата, — заявил Эгглер.
— Вы — отпетые трусы, — выпалила Эльзи. — Впятером против одного пса.
Вахмистр медленно поднялся.
— Мы не боимся твоего пса, но его решено ликвидировать, и мы его ликвидируем. Как положено полицейским. А теперь — пошли все с ней наверх.
— Я вам не шлюха, — возразила Эльзи.
— Этого никто и не говорит, но ты — чертовски темпераментная штучка.
Эльзи задумалась, потом с вызовом взглянула на вахмистра.
— А что — это разве плохо? — спросила она, вздернув подбородок, и заявила, что поднимется наверх только с тем из них, кто сильнее прочих.
— Я здесь самый сильный, — рявкнул вахмистр.
— Это еще надо доказать, — возразила Эльзи, — пока что вы только пили больше всех.
— Как же это можно доказать? — спросил вахмистр.
— А отжимами, — сухо обронила Эльзи. — Кто сделает больше отжимов, тот и есть самый сильный.
— Отжимами! — сразу оживился Хайметтлер. — Я — член спортивного клуба полиции, я здесь самый сильный! — Он прислонил свою винтовку к стене рядом с винтовкой Эгглера, расстегнул шинель, положил ее на скамью, а револьвер на подоконник. — Он мне мешает! — бросился на пол и, считая вслух — раз! два! три! — стал делать один отжим за другим.
— Хайметтлер, ты пьян в стельку! — завопил вахмистр, но тут же поставил свою винтовку к стене рядом с двумя другими, сбросил шинель, положил револьвер на подоконник и начал делать отжимы — раз! два! три! четыре! пять! Хайметтлер к этому времени отжался уже девятнадцать раз, а когда досчитал до тридцати, Эгглер и Штуки тоже принялись отжиматься. Один Лустенвюлер остался сидеть на скамье. Он спал. Сперва выпивка на морозе, а потом тепло кухни и горячий кофе. Вдруг он открыл глаза. И удивленно уставился на вахмистра Блазера и полицейских Эгглера, Штуки и Хайметтлера, отжимающихся на полу кухни. Не понимая, зачем они это делают, он выпрямился во весь рост, поставил свою винтовку к стене рядом с остальными, расстегнул шинель, швырнул ее на кучу других, положил револьвер туда же, куда и все остальные, бросился на пол, сделал один отжим, плюхнулся животом на пол и снова заснул.
— Больше не осилю, — прохрипел вахмистр и поднялся с пола.
— Я тоже, — заявил Штуки и последовал его примеру.
— Как нальешься под завязку кофе, потом ходишь мокрый как мышь, — сошел с круга и Эгглер.
Во всем виноваты травяная настойка, жареная картошка и глазунья. Все они с завистью смотрели на Хайметтлера, который все еще продолжал отжиматься, хотя и снизил темп.
— Семьдесят три, семьдесят четыре, семьдесят пять, — считал он вслух.
— Кончай, Хайметтлер, — сказал вахмистр, — кончай это дело, ты выиграл.