Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы
Шрифт:
Ромул. Нечего спрашивать, ты победитель.
Одоакр. Ты забываешь, что я только что вступил к тебе в подданство.
Молчание.
Ромул. Садись.
Оба садятся. Ромул мрачен. Одоакр внимательно на него смотрит.
Одоакр. Ты видел моего племянника. Его зовут Теодорих [14] .
Ромул. Видел.
Одоакр. Очень воспитанный молодой человек. «Как прикажешь, дядюшка», «С удовольствием, дядюшка». И так с утра до вечера. Его поведение безукоризненно. Он весь народ заразил своей добропорядочностью. К девушке не прикоснется, пьет только
14
Теодорих (ок. 454–526) — король остготов с 493 г. Именно в этом году он убил Одоакра и подчинил себе Италию. Племянником Одоакра не был. В германском героическом эпосе фигурирует под именем Дитриха Бернского. Примечательно, что в одной из постановок (Росток, режиссер Ганс-Ансельм Пертен) древние германцы были одеты в мундиры гитлеровской армии.
Ромул. Так он же герой!
Одоакр. Воплощенный идеал германца. Мечтает о мировом господстве, и весь народ вместе с ним. Потому мне и пришлось затеять этот поход. Я был один, а против меня племянник, стихотворцы и общественное мнение — пришлось уступить. Я надеялся вести войну гуманно, ведь римляне почти не оказывали сопротивления.
Но чем дальше я продвигался на юг, тем больше преступлений совершала моя армия. И не потому, что она кровожаднее других армий, а потому, что всякая война — зверство. Я был в ужасе. Хотел даже прервать поход. Собирался взять деньги у фабриканта штанов, — моих полководцев еще можно было купить, я еще мог, наверное, все сделать по-своему. Какое-то время еще мог. Но вскоре я уже ничего больше не смогу. Тогда мы окончательно станем народом героев. Спаси меня, Ромул, на тебя вся моя надежда.
Ромул. Какая надежда?
Одоакр. Остаться в живых.
Ромул. А что тебе грозит?
Одоакр. Мой племянник пока еще кроток, он еще вежлив, но в один прекрасный день он меня убьет. Знаю я эту германскую преданность.
Ромул. И поэтому ты решил вступить ко мне в подданство?
Одоакр. Всю жизнь мне хотелось увидеть подлинное человеческое величие, непохожее на дутое величие моего племянника, которого, увидишь, они еще назовут Теодорихом Великим — я этих историков знаю! Я — мужик и ненавижу войну. Я ищу человечности, которой я не мог сыскать в дремучих германских лесах. Я нашел ее в тебе, император Ромул. Твой обергофмейстер Эби тебя раскусил.
Ромул. Эби был у меня при дворе по твоему заданию?
Одоакр. Он был моим шпионом. Но он доносил о хорошем, о настоящем, о справедливом человеке, о тебе, Ромул.
Ромул. Он доносил тебе о дураке. Всю жизнь я отдал на то, чтобы приблизить день, когда Римская империя рухнет. Я считал себя вправе судить Рим, раз я сам готов был умереть. Я требовал от моей страны неслыханных жертв, поскольку я жертвовал собой. Я спокойно смотрел, как льется кровь моего народа, который я обезоружил, — ведь я решил пролить свою собственную кровь. И вот я должен жить. Моя жертва не будет принята. Мне суждено быть тем, единственным, кто уцелеет. Мало того. Перед твоим приходом мне сообщили, что моя дочь, которую я люблю, погибла вместе с женихом. Погибла моя жена и весь мой двор. Я принял эту весть с легкостью — ведь я думал, что сам умру, а теперь эта весть беспощадно меня разит, безжалостно меня опровергает. Все, что я сделал, стало бессмыслицей. Убей меня, Одоакр.
Молчание.
Одоакр. Ты это говоришь от горя. Преодолей свою боль и прими меня в подданство.
Ромул. Ты боишься. Победи свой страх и убей меня.
Молчание.
Одоакр. Ты думал о своем народе. Ромул, подумай теперь о своих врагах. Если ты не примешь меня в подданство, если мы с тобой не будем действовать сообща, мир достанется моему племяннику.
Молчание.
Ромул. Я больше не могу, германец. Даже если бы и хотел. Ты выбил у меня из рук оправдание моих поступков.
Одоакр. Это твое последнее слово?
Ромул(преклоняет колена.) Убей меня! На коленях тебя молю!
Одоакр. Я не могу тебя заставить помогать нам. Дело плохо. Но я не в силах тебя убить. Я ведь люблю тебя.
Ромул. Если ты не хочешь меня убить, я найду выход. Единственный человек, еще жаждущий моей крови, спит у меня под кроватью. Пойду разбужу его. (Встает.)
Одоакр(тоже поднимается.) Это не выход, Ромул. Ты просто отчаялся. Твоя смерть тоже бессмыслица — в ней был бы смысл, если бы мир был таким, каким ты его себе представлял. А мир не таков. Твой враг тоже человек, и так же, так ты, он хочет быть справедливым. Надо покориться судьбе. Ничего другого не придумаешь.
Молчание.
Ромул. Присядем-ка опять.
Одоакр. Что нам еще делать?
Ромул. А как ты поступишь со мной?
Одоакр. Переведу тебя на пенсию.
Ромул. На пенсию?
Одоакр. Другого выхода нет.
Молчание.
Ромул. Выход на пенсию, пожалуй, самое страшное, что может со мной случиться.
Одоакр. Не забудь, что и меня ждет нечто ужасное. Тебе придется провозгласить меня королем Италии. Это будет началом моего конца, если я сразу же не приму меры. Итак, хочу я или нет, придется начать мое царствование с убийства. (Обнажает меч и устремляется направо.)
Ромул. Что ты собираешься делать?
Одоакр. Убить племянника. Я покуда еще сильнее, чем он.
Ромул. Теперь ты отчаялся, Одоакр. Если ты убьешь своего племянника, на его место придут тысячи новых Теодорихов. Твой народ мыслит не так, как ты. Ему нужен культ героев. Не в твоей власти это изменить.
Молчание.
Одоакр. Сядем-ка опять.
Садятся.
Ромул. Мой дорогой Одоакр, я хотел играть роль судьбы, а ты хотел избежать своей судьбы. Но обоим нам судьба быть политиками, потерпевшими крах. Мы надеялись освободиться от мира, ты от Германской империи, я от Римской, а теперь придется приводить в порядок их развалины. Нельзя их оставлять без присмотра. Я осудил Рим — меня пугало его прошлое; ты осудил Германию — тебя пугало ее будущее. Мы были во власти призраков, ведь мы не распоряжаемся ни тем, что было, ни тем, что будет. У нас есть власть лишь над настоящим, но мы о нем не думали и потерпели крах. Теперь придется, сидя на пенсии, заново пережить свою жизнь, оплакивая дочь, которую любил, сына, жену и всех несчастных, которые у меня на совести.
Одоакр. А мне придется управлять государством.
Ромул. Жизнь внесла поправки в наши планы.
Одоакр. И весьма горькие.
Ромул. Стерпим и это. Попробуй за те немногие годы, которые тебе предстоит править миром, внести разум в безумие. Подари германцам и римлянам мир. Принимайся же за дело, князь германцев. Правь теперь ты! Пройдет несколько лет, о которых всемирная история и не вспомнит, — не героические это будут годы, но их причислят к счастливейшим годам нашей беспокойной земли.