Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы
Шрифт:
— Ради наших товарищей, — повторил запальщик. — Наша команда вызвалась первой, и первой должна остаться… до конца. В работе… и в самоотверженности.
— Еще бы, — ответил крепильщик за всех. — Нам все одно: коли нужно, так мы безо всяких…
Пепек встал, поплелся к оркестриону, будто желая внимательно рассмотреть нарисованную на нем богиню с лирой в руках.
— Спасибо, — с жаром сказал запальщик. — Значит, завтра снова начнем битву…
Щелк! — оркестрион заиграл марш «Кастальдо», музыка так и загремела. Огорченный Андрес
— А я думал, господин взрывник уже кончил. Теперь не остановишь, — сказал он как бы в оправдание, возвращаясь к столу.
— Черт побери, славно маршировалось под эту музыку! — вздохнул крепильщик. — Трам-тара-рам там-та-да! Эх, ребята!
Андрес в душе взбесился, но виду не показал и стал притопывать в такт.
— Вам нравилось в армии? — спросил он вдруг у Мартинека.
— Да.
— Где вы служили?
— В саперах. Я был капралом.
— Я тоже, в двадцать восьмом пехотном, в Праге. А ты?
— В Пардубице, саперный полк.
Андрес сразу растаял, поднял кружку и подмигнул Мартинеку. Крепильщик, в свою очередь, понимающе прищурился и тоже выпил. Пепек свирепо фыркнул: извольте радоваться — у «пса» Андреса будет теперь союзник — только этого недоставало! Он попытался перехватить взгляд голубых глаз Мартинека и кивнул, — мол, тпрру, братец, не связывайся с этим типом; но крепильщик молча улыбался и думал что-то свое; а «Кастальдо» гремел до своего торжественного конца.
И вдруг Пепек просто остолбенел.
— Ах, дьявол! — вырвалось у него. — Адам!
В дверях трактира и вправду стоит длинный Адам и оглядывает зал ввалившимися глазами; увидев Андреса, он удивленно качает головой…
— Адам, иди сюда, дружище!
— Что? Адам? Вот так штука!
— Черт побери! — тихонько срывается с языка Пепека. — Опять, значит, с Марженкой ничего не получилось. — И тут же громогласно: — Ну, иди же, садись с нами, Адам! Откуда ты взялся?
На смущенном лице Адама появляется подобие улыбки.
— Раз уж вся команда собирается… Бог в помощь, — здоровается он в сторону Андреса, не зная куда сесть; всякий старается освободить ему место, но Адам подставляет стул к углу стола и растерянно усаживается.
— Адам, а ты бывал когда-нибудь в трактире?
— Что?
— Не впервой ли ты сегодня в трактире?
— Не впервой, но… — Адам махнул рукой.
— Ну вот, теперь мы все в сборе, — благосклонно оглядел Андрес свою команду, но, наткнувшись на отчужденные взгляды, слегка даже опешил.
— Мы-то в сборе, — многозначительно сказал Пепек, и наступила тишина; запальщик беспокойно заерзал на стуле, вот-вот встанет и уйдет…
— Послушайте, Андрес, — слышится благодушный голос крепильщика, — почему вы такой пес?
Странно — запальщик, кажется, почти ждал этого вопроса: он уселся поплотнее и взял в руки свою кружку.
— А ч-черт! — присвистнул Пепек и нетерпеливо наклонился вперед; дед Суханек испуганно вытаращился, медлительный Адам внимательно уставился глубоко запавшими глазами, Матула разжал кулаки и взволнованно запыхтел; все, кроме голубоглазого Мартинека, впились взглядами в серое лицо Андреса.
Андрес поднял глаза — они смотрели страдальчески, но спокойно.
— Я не пес, — произнес он тихо. Все ждут, что он скажет дальше, но запальщик беспомощно пожимает плечами. — Нет, не пес я.
— Ну, хорошо, — недовольно говорит Мартинек. — Да на людей вы собакой кидаетесь.
— Разве я кого зря обидел? — восклицает Андрес, обводя всех взглядом.
Крепильщик повел плечами.
— Нет, зря не обижали, но… Ведь вы сами видите, как все о вас думают, верно?
— Я только выполняю свой долг, — возразил запальщик и снова пожал плечами. — Что поделаешь!
— Да, но вам хочется, чтоб его все выполняли. Нельзя же от всех требовать, чтоб каждый собачился на себя, как вы — а вы и на себя злитесь, Андрес, вот в чем ваша беда. Он не виноват, — добродушно обратился крепильщик к остальным. — Ну, он ростом не вышел и все этак на цыпочки становится, так ведь?
— Что ж, не вышел, — с горечью произнес запальщик. — Вам легко говорить. Меня даже в армию брать не хотели, только по третьему разу взяли; какой, мол, из него солдат, — недоросток! Так я им показал, что я настоящий солдат; тогда уж, милый мой, меня перестали называть сморчком. Пес-капрал — так стали звать. Ох, и муштровал же я солдатиков! А в войну… мне дали большую серебряную медаль. Потом говорили: Андрес, оставайтесь на сверхсрочной, из вас выйдет ротный; да я задумал жениться… И девушки тоже смеялись — сморчок, мол, замухрышка. Нелегко мне пришлось, ребята!
— Вот оно что, гляди-ка, — рассудительно заговорил молодой великан. — Я это понимаю, только нас-то тебе незачем гонять. Все мы знаем — Андрес в своем деле понимает, голова у него варит, и все, что он скажет, — правильно, так и сделаем. А вот волю языку не давай; чем больше ты кричишь, тем виднее, что ты замухрышка… Ну да, нам-то все равно, — примирительно добавил крепильщик. — Мы уж как-нибудь твой характер выдержим.
Запальщик, как ни странно, был почти растроган.
— Вот видишь, — буркнул он, — мы, солдаты, говорим все напрямик…
Но тут судорожно захрипел Матула.
— Сморчок, замухрышка, — давился каменщик хриплым хохотом, очевидно, до него только сейчас дошло, о чем шла речь.
Андрес побледнел, и нижняя челюсть его воинственно подалась вперед.
— Что? — рявкнул он.
— Придержи язык, Матула, — медленно сказал крепильщик; Матула поднял тупой взгляд, да так и остался с разинутым ртом. — И если кто-нибудь на людях, ребята, назовет его замухрышкой, — продолжал Мартинек, — тот будет иметь дело со мной. Что здесь, за столом, среди нашей команды говорилось — останется между нами, вот как.