Собрание сочинений в трех томах. Том 2.
Шрифт:
— Извиняюсь за беспокойство, — сказал Дыбин, глядя мимо Андрея на край стола.
— Что надо? — спросил председатель не совсем вежливо.
— Видите ли… Я хотел обосновать свое местожительство здесь, в селе Паховке. Пришел испросить разрешения и, если можно, зарегистрироваться.
— Почему не в свое село? — последовал вопрос.
— Видите ли… я… порвал со своим тяжелым прошлым и думаю искупить свои ошибки честной работой. Я уже сильно наказан Советской властью и теперь понял, что только беззаветная
Причесанная речь Дыбина совсем не трогала Андрея.
— Где остановился? — спросил он.
— У Семена Трофимыча Сычева.
— Та-ак… Чем ты думаешь заниматься? — «тыкал» его председатель.
— Может быть, полоской земли. Но это — второстепенно. А главное, помощью населению и органам Советской власти. Отбывание наказания, мои раздумья и признание ошибок — все это дало мне возможность разобраться в политике партии, отречься от прошлых убеждений и порвать с тем прошлым.
— «Порвать», значит… Ну порви, порви… — иронически согласился Андрей. — Но только не думаю, чтобы тебе было здесь хорошо. Народ помнит! — При этом он тоже посмотрел в спину Федора.
— О, я понимаю вас! Но все же такие люди, как, например, Семен Трофимыч, бывший, как говорят, мой враг, оценили раскаяние, простили. Не думаю, чтобы можно было ненавидеть вечно человека, понявшего свои ошибки. — Дыбин уже смотрел прямо в глаза Андрею и добавил: — Разве у каждого из нас не могут быть ошибки в этой сложной жизни? — И снова глянул Дыбин в сторону Федора.
Но тот не пошевелился, все так же глядя в окно. Андрей, подумав, сказал:
— Ну что ж, иди к секретарю, зарегистрируйся в поселенных списках. Сперва напиши заявление.
— Благодарю, — сказал на это Дыбин, наклонив голову, и вышел в переднюю комнату.
Федор сурово посмотрел на Андрея и спросил:
— Зачем принял?
— Не могу не принять. Если документы правильные, по закону он имеет право жить где угодно. А документы у него есть.
— Ты ж не смотрел их.
— Такой человек без настоящих документов ко мне не придет. Можно не смотреть. Их мне в руках противно держать.
— Сказал бы: «Уходи! Уходи из села!» И все тут! — нервничал Федор.
— Нет, Федя, не то. Пусть на глазах живет — птица хитрая. В родню пошел. Помню я их.
Вошел секретарь и положил на стол телеграмму. Оба одновременно взяли ее за края противоположных сторон и посмотрели друг на друга, не отнимая рук. Оба хотели сказать: «Что-то будет в этой телеграмме?», но оба ничего не сказали. Андрей прочитал слова «Из Тамбова» и отпустил бумажку. А Федор прочитал вслух — первое слово тихо, а каждое следующее громче и громче:
— «Едем Мишей домой точка Меня назначили распоряжение нашего волкомпарта буду работать Паховке Крючков».
— Слушай! — кричал Андрей, — Федя! Ты понимаешь или нет?
— Понимаю! — взволнованно ответил Федор. — Понимаю, Андрей.
Игнат Дыбин, выходя из сельсовета, прислушался к громкому чтению и восторженным возгласам. Он первый узнал новость в Паховке.
Уже вечерело, когда Федор, уставший от волнений, пришел из сельсовета.
— Читай! — крикнул он Зине и подал ей телеграмму.
Она прочитала, прижала бумажку обеими руками к груди и тихо шептала:
— Едут… Господи, как же хорошо!
Федор легонько толкнул ее пальцем в бок и шутливо сказал; засмеявшись:
— Ты, библиотекарша! «Господи»!
Зинаида радовалась, как маленькая девочка, вся оживилась, вспыхнула и засуетилась с уборкой избы.
…Через три дня в Паховку приехали Земляков Михаил — агроном и Иван Крючков — «начинающий» партийный работник.
Вечером Ваня пришел к Федору. Они мяли друг друга в объятиях, похлопывали по плечам и восклицали:
— Ну вот!
— Ну вот!
— Приехал!
— Ага!
— Здорово!
— Очень здорово!
Зина тоже обняла Ваню, поцеловала в щеку, как родного, и сказала:
— Ой какой же ты, Ваня!
— Какой есть, — чуть-чуть смутившись, ответил Ваня. — Ну а какой все-таки?
— Ну, мужчина, одним словом, хоть куда!
— Не смущай, Зина, — отшутился он. — А тебе, Федя, подарочек привез.
— От Тоси? — живо спросил он.
— Вот. — Ваня положил перед Федором сверточек.
Федор развязал тесемочку, развернул бумагу и вынул две рубашки, новые брюки и маленький платочек. В платочке было завернуто письмо. Но первым делом он взял платочек за уголки, прочитал слова «Феде на память», потом повернул к свету и еще раз посмотрел, а затем осторожно приколол его кнопками над кроватью. Потом уж стал читать письмо и на какое-то время забыл обо всех присутствующих.
Ни Федор, ни Миша не заметили, как Ваня отвернулся к окну и стал смотреть на улицу. На какую-то минуту лицо его стало грустным. Только от Зинаиды не ускользнуло и это. И она подумала: «А все-таки у него что-то нехорошо на душе». Зина подошла к нему и ласково спросила:
— Ну? Чего запечалился?
— Ничего, Зина. Так, просто — смотрю на улицу. Ему-то, — он указал на Федора, — теперь весь мир сошелся в одном письме. Вот и не хочу мешать.
— А мне ты никогда не помешаешь, — отозвался Федор. — Уже прочитал. Через год будем вместе, а может, даже и раньше.
— Ой как это хорошо! — воскликнула Зинаида. — Все съедутся.
— Лучше не может быть, — поддержал Ваня. А на его лице не осталось и тени той (как показалось Зинаиде) мимолетной грусти.