Собрание сочинений в трех томах. Том 3
Шрифт:
Чекмарь. Эх, ты! Не могла сказать: «работают». И тут же толкнула бы меня…
Анюта. Как же это я, девушка, «толкнула бы» вас, сонного? Окосеть можно!
Лапкин. Конечно, конечно.
Кислов. А ты ему — чего?
Анюта. Спрашиваю: разбудить? Он отвечает: не такой я человек, чтобы подчиненный руксостав среднего звена поднимать ночью в подштанниках. Запиши-ка лучше телефонограммочку… Я и записала.
Чекмарь.
Кислов. А как он сказал напоследок? Как попрощался?
Анюта. Дайте вспомнить… Ага! Говорит, толковая девка. Отмечу, отмечу.
Чекмарь. Эх ты, Анна Кострова! Жизненного опыта у тебя — с гулькин нос. Плоховато соображаешь.
Анюта. И меня поймите: малость испугалась. Я же — не мужчина. Вам, мужчинам, хорошо — вы храбрые.
Лапкин. Еще бы да не испугаться!
Анюта. Как могла… (Выходит в прихожую.)
Чекмарь(ложась). Итак, Силков Тарас и Кузин Антон…
Кислов. Святители Тарасий и Антоний, молите бога о нас.
Чекмарь. Не до шуток. Вызывать их. Опора.
Кислов. Даже колхозников в лицо знает. (Встает, выключает свет, ложится.)
Входит Силков.
Силков. Управилась? (Садится на стул.)
Анюта. Порядочек. Завтра расскажу. (Уходит.)
Короткая пауза. Тихо. Бояров храпит.
Лапкин. Пить хочу. (Выходит в прихожую.) Колбасы налупились — на воду тянет. (Пьет воду, задумался с кружкой в руках, и с завистью.) Кто же это они за такие, что Скирда их так ценит, — Кузин и Силков?
Силков подпрыгнул на стуле.
…(Резко обернувшись.) А вы что тут делаете?
Силков. Сижу. Охрана.
Лапкин. А почему вы, лично, подпрыгнули на стуле?
Силков. Клоп, должно быть. Кто бы ни кусал, мое дело — подпрыгивать.
Лапкин. Колхозник?
Силков. Так точно.
Лапкин. Небось — по базарам?
Силков. Так точно.
Лапкин. А кто будет работать?
Силков. Не знаю. В иные года шефы копали картошку. Может, и опять пришлют. Не знаю.
Лапкин. То-то и оно. (Поучительно.) Рабочий класс и крестьянство идут рядом — нельзя отставать, работать надо. Работать! (Идет в номер и вновь укладывается спать.) Работать…
Кислов (встает, тихо идет в прихожую). А где эта девушка?
Силков. Я сменил. До утра буду.
Кислов. Тоже будешь принимать телефонограмму?
Силков. Какую такую телефонограмму?
Кислов. Девушка приняла. И передала Чекмарю.
Силков. Да ну-у?! Ох, ты…
Кислов. Пугливый ты, папаша. Дедушка, бывало, скажет: доброму гостю — блин в горсть, а иному гостю — голую кость, да и то жалко.
Силков. Лучше, чем в библии. Ваш дедушка — архиерей был или кто?
Кислов. Хватай выше: святые лапти носил, за райской сохой ходил, ковырял землю грешную, а ел лебеду пресную.
Силков. Умственный был дедушка, если внук такой. А мой папашка так жил: детей плодил, податей не платил, своя соха отдыхала, а чужая пахала.
Кислов. Батрачил… Так что мы — родня отчасти, через одно поколение.
Силков. Похоже так: двоюродные подпорки троюродному плетню.
Кислов. Как звать-то?
Силков. Тарас Палыч. А вас как кличут?
Кислов. Петр Андреич… Скажи ты этой девчурке, Тарас Палыч, что Скирда прощается всегда так: «Бывай. Бывай, дорогая! Вот так»… Ну, ночуй хорошо. (Идет в номер, ложится спать.)
Силков(один). Влипли!.. Ох-хо-хо! И молодежь пошла! Мы-то, бывало, по молодости-то, что? Ну, курей парочку, на вечерки, — обнаковенное дело, — и девчата помогут. А теперь культуура! Телефонограммочку — чик-чик! — и будь здоров… Высшее образование — куда та-ам! А получается одна грусть…
На улице баян — мотив «Осенние листья».
…Даже гармонья, тогда была ма-аленькая, тальяночка, а теперь — бая-ян! Во! (Растягивает воображаемый баян и тихо поет.)
Осенние листья шумят и шумят в саду, Знакомой тропою я рядом с тобой иду…Эх, укатила молодость. Жизнь иная — песни иные… Ведь это сейчас я такой степенный, а тогда бы-ыл… (Спохватившись, строго.) Но, Анютка! Ужо-тко я тебе, так насмехнусь! Я те покажу!