Собрание сочинений. Т. 3. Буря

Лацис Вилис Тенисович

— Вот как? Ну, тогда надо поторапливаться.

За пять лет пребывания на посту министра Пауга приобрел только один дом, и тот на имя жены. Он заметно отставал от других членов кабинета, у которых было уже по нескольку доходных домов в Риге, были большие имения и дачи, не говоря уж об акциях солидных предприятий. Впрочем, объяснялось это отнюдь не бескорыстием министра, — изрядная доля его доходов уходила на жену-француженку. Одни поездки на Ривьеру чего ему стоили, а там еще бесконечные приемы, парижские туалеты…

Медленно поднимались

из-за стола отяжелевшие гости. Дамы удалились в будуар хозяйки — попудриться, обсудить очередные скандальные новости. Алкснис, с нетерпением ожидавший этого момента, чтобы рассказать несколько пикантных анекдотов (в качестве историка он хранил в памяти неистощимый запас их), удобно развалился в глубоком кожаном кресле, закурил сигару — и полился поток скабрезностей, прерываемый только одышливым кашлем, от которого шея романиста становилась совершенно сизой. Особенно восторгался его остроумием Раса, — после каждой непристойности его жиденькое тельце подпрыгивало в кресле, а улыбающееся личико покрывалось сетью мелких морщинок. Один Никур не мог забыть об отсутствии жены консула. «Надо будет позвонить в главное лесничество Радзиню, пусть организует охоту дня на два, на три. Амазоночка не откажется, а мужа можно услать в кратковременную заграничную командировку».

Мужчины направились к карточному столу. Только Мелнудрис из скупости воздерживался от игры; Раса предпочел провести остаток вечера возле госпожи Пауги. Оба остались довольны друг другом: по крайней мере досыта наговорились на классическом жаргоне парижских кабачков.

Вначале ставки были небольшими, но стоило игрокам войти в азарт, как в банке появились сотенные. Больше всех везло Алкснису. Он загреб один за другим три банка, в общей сложности около шестисот латов, как вдруг начавшийся сердечный припадок заставил его выйти из игры. Впрочем, партнеры давно уже разгадали тайну этих припадков: не так давно Алкснис купил где-то в Видземе большой участок земли и отстраивал на берегу озера уютную дачку.

Никур с Паугой и Кауленом играли до двух часов ночи. Пауга потерял тысячу двести латов, которые целиком достались Никуру. Но и выигрыш не поднял испорченного настроения. Что это за деньги, если один телефонный звонок к какому-нибудь оптовику, ожидавшему крупных неприятностей из-за нескольких тюков контрабандных кружев, приводит к более ощутимым результатам! Нет, он уже пресыщен, интересовать его могут только солидные дела.

«Наследный принц, наследный принц», — меланхолически мурлыкал он, садясь в машину.

9

В воскресенье Андрей Силениек, встав на заре, вывел за ворота велосипед, прикрепил к его раме небольшую корзиночку, в какие обычно собирают ягоды или грибы, и направился за город по Видземскому шоссе.

Миновав Баложскую корчму, он заметил у обочины девушку с корзинкой в руках и тотчас соскочил с велосипеда.

— Доброе утро. Много боровиков набрали?

— Пока только три, — ответила девушка, пристально взглянув на него, —

вы будете четвертым.

— Лесника не заметили? — вполголоса спросил Силениек.

— Минут пятнадцать тому назад прошел один в сторону Ропажей, но он свернул влево от шоссе, — так же тихо ответила девушка.

— Частный?

— Нет, казенный. Старший надзиратель.

— Значит, можно приступать к сбору грибов.

Закуривая папиросу, Силениек незаметно огляделся. Кругом не видно было ни души.

— Я пойду к грибным местам, Айя, а когда подойдет Крам, можешь присоединиться к нему. Мы должны обернуться за час. Скоро здесь начнет шататься разная публика.

— Хорошо, Андрей. — Она кивнула ему вслед.

Силениек перетащил велосипед через канаву и углубился в лес. Ночью прошел дождь, и устилавший землю мох искрился миллионами мельчайших капель. Солнце едва поднялось: торжественно и тихо было в этот час под громадными величавыми соснами. По их красноватым стволам бегали какие-то бойкие серые птички. Выпорхнул из чащи черный дятел, пронесся в неровном полете через вырубку, и птички, мгновенно собравшись в стайку, скрылись вслед за ним.

Силениек вел велосипед, выбирая такие места, где бы он не оставлял следов, а где был влажный песок — нес его на руках. Полной грудью вдыхал он благоуханный воздух соснового бора. Растянуться бы на устланном хвоей, нагретом солнцем скате пригорка, покусывать стебелек метлицы и глядеть, глядеть в густую синеву, на крутые снежно-белые облака, застывшие над макушками сосен. А эти птичьи голоса! С какой силой напоминают они детство — вот такое же утро, поросшие ивняком берега тихой речушки, стадо коров и овец и старого, верного Дуксика, бодро перебирающего кривыми лапами рядом с пастушком Андреем!

Гулко отдался в тишине бора паровозный гудок — хриплый, протяжный. Недалеко, невидимый отсюда за лесом и озером, начинается город — грозная каменная громада, сосредоточившая в себе бессмысленную роскошь и ужасающую нищету, страдания и наслаждения, великие противоречия и великую, упорную борьбу. Там и была она, подлинная, полноценная жизнь, а не здесь, под тихими стройными соснами, не в созерцании кудрявых тучек, а в трудной работе, подготовляющей созидание нового мира. Он — Андрей. Силениек — участник этой работы, где не видно строителей, но время от времени заметны результаты. И многие, — как раз те, которым принадлежат власть, оружие, деньги, — страшатся этой незримой работы больше, чем землетрясения.

У опушки молодой лиственной рощицы Силениека встретил юноша в широких матросских брюках и синей рубахе. В одной руке у него была корзинка, в другой — обыкновенный столовый нож.

— Доброе утро, — поздоровался Силениек. — Много боровиков набрали?

— Пока только три, — быстро ответил парень, глядя в глаза Силениеку. — Вы будете четвертым.

Они пожали друг другу руки и заговорили на «ты».

— Настоящих любителей грибов еще не видно? — спросил Силениек.