Собрание сочинений. Т. 9.
Шрифт:
На какую-то минуту в Полине ожила надежда. Они вышли погулять на берег, и вдруг Лазар при виде разрушенных волнорезов и дамбы принялся ей объяснять новую систему заграждений, которая выдержит наверняка. Беда произошла потому, что раскосы были недостаточно крепки; нужно сделать их вдвое толще и дать центральной балке более резкий наклон. Лазар говорил прежним звонким голосом, глаза у него блестели как в былое время. Полина начала убеждать его скорее приступить к делу. Деревня обречена, каждый прилив уничтожает ее все больше и больше; если он съездит к префекту, то несомненно получит субсидию; к тому же
— Негодяи! Они еще издевались надо мной, когда это чертово море все разгромило!.. Нет, нет, пусть оно прикончит их! Они не будут больше потешаться над моими «спичками», я не доставлю им этого удовольствия.
Полина мягко пыталась успокоить его. Эти люди так несчастны! С той поры как прилив снес дом Утлара, самый крепкий из всех, и три лачуги бедняков, они еще больше обнищали. Утлар, прежде слывший богачом в этой местности, еще кое-как устроился повыше в старом сарае, на расстоянии метров двадцати. А другие рыбаки, не зная, где укрыться, ютились теперь в шалашах, сколоченных из каркасов старых лодок. Это была удручающая нищета; спали вповалку, как дикари, женщины и дети кишели паразитами и погрязли в пороке. Пожертвования, собранные в округе, уходили на водку. Эти несчастные тут же все продавали: одежду, кухонную утварь, мебель, чтобы купить бутылку злосчастного кальвадоса, от которого они валились с ног как мертвые. Одна только Полина все еще защищала их; священник махнул на них рукой, Шанто собирался подать в отставку, не желая больше быть мэром шайки негодяев. А Лазар, когда Полина пыталась возбудить в нем жалость к этим пьянчужкам, разоренным морем, повторял довод отца:
— Кто заставляет их оставаться здесь? Пусть строятся где-нибудь в другом месте… Право, нельзя же быть такими идиотами и гнездиться у самого моря!
Все так говорили. На рыбаков сердились, называли их проклятыми упрямцами. Они и впрямь походили на упрямых, недоверчивых животных. Раз они здесь родились, почему же они должны уходить? Отцы и деды жили здесь сотни лет, куда же им деваться, нечего им делать на чужой земле. А Пруан, когда был сильно выпивши, говорил: «Не тут, так там, все равно подыхать».
Полина улыбалась, одобрительно кивая головой, ибо счастье, по ее мнению, зависело не от людей, не от обстоятельств, а от уменья приспособиться к обстановке. Она стала еще заботливее, еще шире оказывала помощь беднякам. Ей удалось привлечь Лазара к делам благотворительности, она надеялась заинтересовать его, вызвать в нем жалость, заставить забыть самого себя. Теперь он каждую субботу проводил с ней, и оба с четырех до шести принимали маленьких деревенских друзей Полины, целый хвост оборванных ребятишек, которых родители посылали за милостыней к барышне. Это были полчища сопливых мальчишек и вшивых девчонок.
В одну из суббот шел дождь, и Полина не могла производить раздачу на террасе, как обычно. Лазару пришлось пойти за скамьей и поставить
— Сударь, — воскликнула Вероника, — неужто барышня решила пустить весь этот вшивый сброд сюда?.. Хорошо придумала, нечего сказать! Видно, вам хочется есть суп со вшами.
Полина вошла, неся мешочек серебряных монет и ящичек лекарств. Она ответила, смеясь:
— Полно, Вероника! Подметешь лишний раз, только и всего… И потом на дворе такой ливень, наверняка он отмыл этих бедных малышей.
И вправду, у вошедших были розовые мордочки, вымытые дождем. Но они так промокли, что с лохмотьев лилась вода, и на плитках пола образовались лужи. Дурное настроение служанки особенно усилилось, когда барышня приказала ей подбросить в печку охапку хвороста, чтобы обсушить немного ребят. Подвинули скамью к печке. Вскоре на нее уселась рядышком, зябко прижавшись друг к другу, бойкая детвора, пожирая глазами все, что лежало на кухне, — начатые бутылки, остатки мяса, пучок моркови, брошенный на чурбан.
— Ну виданное ли дело! — продолжала ворчать Вероника. — Здоровенные парни и девки, пора бы уж самим зарабатывать на хлеб!.. Что ж, валяйте, они не прочь, чтобы вы возились с ними, как с сосунками, и до двадцати лет, коли вам так хочется!
Полина вынуждена была прикрикнуть на нее:
— Ну перестань! Хоть они и выросли, а есть им все-таки надо.
Полина села за стол, разложив перед собой деньги и продукты, и только собралась вызвать кого-то из ребят, как вдруг Лазар, стоявший подле нее, воскликнул, увидев в толпе сына Утлара:
— Я запретил тебе приходить, лодырь!.. Неужто твоим родителям не стыдно посылать тебя за милостыней, ведь у них еще есть средства на жизнь, а многие умирают от голода.
Сын Утлара, худой, чересчур долговязый для своих пятнадцати лет мальчишка, с печальным и испуганным выражением лица, начал хныкать:
— Они бьют меня, если я отказываюсь идти… Она отхлестала меня веревкой, а отец выгнал на улицу.
Он подвернул рукав и показал лиловый синяк от удара веревкой с узлом на конце. Прежде мачеха была у них служанкой, а потом его отец женился на ней, и она нещадно била парня. После разорения Утлары стали еще более скупыми и жестокими. Теперь они жили в клоаке и вымещали свою злобу на мальчике.
— Положи ему на локоть компресс из арники, — мягко сказала Полина Лазару.
Потом она дала мальчику монету в сто су.
— На, возьми, и предупреди их, что, если в следующую субботу у тебя будут следы от побоев, ты не получишь ни гроша.
Другие ребята, сидевшие на скамье, развеселились, огонь согревал им спину, они посмеивались и подталкивали друг друга локтями в бок. От их одежды шел пар, тяжелые капли воды стекали с босых ног. Один мальчишка, еще совсем малыш, украл морковку и украдкой грыз ее.
— Кюш, встань, — сказала Полина. — Ты передал матери, что я постараюсь поместить ее в больницу для хроников в Байе?
Мать Кюша, эта несчастная, брошенная женщина, которая стала проституткой и валялась с кем попало во всех канавах за три су или кусочек сала, в июле сломала себе ногу. Она сильно хромала, но ее отталкивающая внешность и искалеченная нога не лишили ее старых клиентов.
— Да, я ей говорил, — ответил мальчишка хриплым голосом. — Она не хочет.