Собрание сочинений. Т.4.
Шрифт:
Аугуст не успокоился на том, что отдавал в общий котел свой паек ротного командира. Он видел, как с каждым днем все бледнее и уже становились лица Лидии и Аустры; иногда в свободные минуты он разыскивал девушек и делился с ними своим дневным рационом. Опасаясь, что они не согласятся принять от него сухарь или кусочек сахара, Аугуст плел несусветную чушь вроде того, что получил подарок из тыла или нашел на дороге. Раза три ему удавалось обмануть девушек, но потом Лидия, очевидно, навела справки и узнала правду. И когда он в четвертый раз попытался повторить в новой версии сказку о счастливой находке, Лидия зажала ему рот и объявила, что врать нехорошо.
— Если ты будешь и дальше так делать, то скоро протянешь ноги. И из-за кого же — из-за меня? Аугуст, миленький, ну разве так можно? Если ты мне друг, то сейчас же, при мне съешь этот сухарь. Иначе — крепко рассержусь.
Так и пришлось сгрызть сухарь. За компанию Лидия согласилась съесть только крохотный кусочек. Теперь надо было придумывать что-то новое. Аугуст охотился за воронами и другими птицами, но то же самое делали и многие другие, и скоро в окрестностях остались только мелкие пичужки, которых нельзя было взять пулей. Тогда он обратил внимание на речку и вспомнил детские годы. Когда третью роту на несколько дней отвели с передовой, Аугуст в первый же свободный час пошел попытать счастья. Чутье не обмануло его.
Отдав большую часть добычи Пургайлису, чтобы распределил между ребятами, остальное Аугуст сварил сам и вечером устроил на берегу речки пир с участием Лидии и Аустры. Всем досталось с полдюжины больших раков, и они долго возились с ними, выковыривая и высасывая из скорлупок каждое волоконце мяса. На следующий день Аугуст прошелся по речке вместе со своими ребятами, а вечером повторил угощение. К сожалению, эта благодать уже подходила к концу. Оставалось надеяться на зелень — дикий лук и прочее, а в общем как-то надо было перебиваться до конца распутицы.
Какой-то стрелок однажды высказался перед Аугустом: непонятно, зачем так держаться зубами и ногтями за этот клочок земли!
— Ну что в нем такого? Одно болото да кусты. Какая нам польза, если мы его удержим? Разве у нас нет больше земли, некуда больше отойти? Стоит ли мокнуть в этом болоте, когда чуть подальше можно сидеть на сухом месте?
— А в другом месте легче воевать? И там то же самое. Потом ведь все равно придется освобождать и это болото. Да и как можно отдавать свое? Пока мы сидим в болоте, до тех пор и немцу приходится мокнуть. С какой же стати пускать его на сухое место?
— Да нет, на сухое место пускать не следует, — согласился стрелок. — Не велик барин, пусть помокнет. Мы как-нибудь выдержим.
По изъезженным, ухабистым весенним дорогам спешат в это время на фронт несколько грузовиков. Это делегация Центрального Комитета партии и правительства Советской Латвии: к 1 Мая ей надо попасть на боевой участок дивизии и доставить праздничные подарки. Участковые коменданты военных дорог несколько раз предупреждали, что дорога непроезжая, что машины завязнут в грязи и лучше недельки две подождать, пока земля просохнет и рассосутся скопления автоколонн, которые образовались на самых трудных этапах. Но машины едут дальше, проходя за день двадцать — тридцать километров, с громадными усилиями пробираются сквозь скопления транспорта, по сплошному морю грязи. В одном месте, между Кувшиновом и Осташковом, посреди леса образовалась огромная пробка в несколько сот машин. Надо переправиться через топь, или, вернее, через пропасть. Поглядеть на нее и то жутко, а это лишь одно из многих препятствий, которые предстоит преодолеть машинам.
Тогда один из членов делегации взбирается на придорожный пень и громко кричит:
— Начальники колонн, ко мне!
Выяснив, сколько людей в распоряжении каждого начальника колонны, он распределяет их на несколько групп, и вскоре в лесу начинают стучать топоры. Бойцы рубят кусты, таскают большие вязанки хвороста и застилают самые опасные места. Через два часа первая машина благополучно пробирается через топь. Пробка постепенно рассасывается. К вечеру грузовики делегации достигают Осташкова. Еще два дня пути по затопленным дорогам, до самой Ловати. Машины переправляются на паромах на западный берег, а поздно вечером один из делегатов вместе с плотовщиками взбирается на утлый бревенчатый плот, нагруженный мешками с мукой и мясными тушами. Плот ведут вниз по течению, чтобы доставить стрелкам продукты к празднику. Течение быстрое, временами через плот перекатываются волны. В лунном свете огромной стрекозой кажется пролетающий над рекою «мессершмитт»: он старается обнаружить плот. Плотовщики норовят держаться поближе к берегу. К утру плот добирается до села Перегино. Теперь каждый час дорог, к вечеру продукты должны быть в дивизионном допе, чтобы к празднику успели испечь свежий хлеб. И не опоздали. Вместе с продуктами прибывает делегация, а с ее прибытием рассеиваются все слухи о том, что дивизия отрезана от тылов.
…Делегаты побывали во всех частях и побеседовали со стрелками, а 30 апреля в деревушке Козлово происходило вручение орденов и медалей. Аугуст Закис в тот день получил второй боевой орден, а командир полка сообщил, что ему только что присвоено звание старшего лейтенанта. В праздник все поели досыта, так как на дивизионную базу пришли по Ловати еще несколько плотов с продуктами. Положение еще, конечно, тяжелое, и последствия истощения начали сказываться именно теперь, — но самое трудное осталось за плечами.
Над окопами сияет майское солнце, в кустах щебечут птицы, и вся лишняя посуда у стрелков полна сладкого березового сока.
Бойцы стирают на речке белье, счищают с гимнастерок налипшую грязь, а молодежь, сбросив рубахи, загорает на полуденном солнце.
Глава тринадцатая
Штурм партизанского острова произошел в начале февраля. «Ударная» команда Волдемара Арая прибыла в Эзермуйжскую волость на автомашинах и, разделившись на несколько групп, обложила болото, на котором, по всем данным наблюдения, должна была находиться база партизанского отряда «Мститель». В помощь команде были приданы две роты СС. Участники карательной экспедиции в ночь перед операцией расположились по окрестным усадьбам. Усиленные патрули блокировали все дороги. Рано утром начался штурм. Чтобы поднять дух у своих парней, Арай велел выдать им водки и коньяку, а заодно подкрепился и сам. До полудня весь лес дрожал от криков и стрельбы, пока круг нападающих не стянулся в узкую петлю вокруг партизанских землянок.
— Выходи сдаваться! — кричали эсэсовцы. — Все равно никто не удерет!
Ответа не последовало. Тогда трое перепившихся карателей с гранатами в руках стали приближаться к большой землянке. Когда они очутились у входа, раздался взрыв мины, и все трое взлетели на воздух. Остальные начали забрасывать землянку ручными гранатами и обстреливать из автоматов. Поработав как следует, они ворвались внутрь, готовые отпраздновать победу. Но землянка была пуста. Ни людей, ни оружия, только сырые, заплесневевшие стены да охапки соломы на полу. На стене висел лист бумаги. На нем был нарисован кукиш, а внизу подпись: «Ищи ветра в поле!»
Операция провалилась, и всего досаднее было то, что партизаны не оставили никаких следов, — после их ухода выпал снег.
— У меня чтобы держали язык за зубами! — приказал взбешенный руководитель зондеркоманды своим подчиненным. — Пока не найдете партизан, в Ригу не вернетесь. Хотя бы до Янова дня! Из-под земли выройте, а партизаны должны быть в моих руках! Шагом марш!
Эвальд Капейка со своими людьми работал на полном ходу. Они только что разгромили отделение полевой комендатуры и пополнили свое вооружение и боезапас. Раз в две недели по эстафете держали связь с Ригой. Вместе со связными прибывали по одному или по два новые товарищи, которым нельзя было оставаться в городе. Ряды мстителей быстро полнились, но Капейка чувствовал, что количественный рост сейчас ничего не дает: без оружия воевать нельзя. И то хорошо, что можно высылать больше людей на разведку, — легче подготовить обе резервные базы. На одной из них разместили вновь прибывших партизан на время их проверки. Про вторую знали только самые надежные люди.