Собрание сочинений. Т.4.
Шрифт:
Главное, надо как-нибудь перебиться до весны. Когда стает снег и распустится листва, никакие Араи не разыщут следов партизан.
— Тогда будет дело, — радовался Капейка, предвкушая летнее раздолье. — Каждого куста будут бояться, каждый лесок придется обходить. Ни на дороге, ни в поле, ни дома — нигде не будут знать покоя. Эх, дружки дорогие, скорее бы только май подошел!
В начале марта Ян Аустринь, вернувшись с операции, привел с собой высокого сутуловатого человека. На него страшно было взглянуть. Все тело у него было в сплошных кровоподтеках, лицо обезображивали подсыхающие струпья, он все время испуганно оглядывался по сторонам, стараясь забиться куда-нибудь в угол. Оказалось, что он убежал из отделения гестапо, куда попал по подозрению в связях с партизанами. Звали его Рейнис Крауклис, и до ареста он работал батраком в Мадонском уезде. Вначале он даже не мог связно рассказать про свое бегство. Капейка велел отвести его на резервную базу и через местных жителей проверил правильность рассказа нового партизана. Все подтвердилось: после побега Крауклиса был разослан циркуляр; за содействие в поимке немцы обещали премию.
— Этот не уйдет, даже если его будешь гнать, — решил Капейка. — Я думаю, не стоит держать его дальше в карантине. Пусть начинает работать. Теперь он поправляться стал.
Ни у Акментыня, ни у Смирнова возражений не было, а остальных Капейка не счел нужным спрашивать, — здесь ведь не парламент, а войсковая часть в тылу врага. Таким образом, через две недели Рейнис Крауклис стал полноправным партизаном и принял присягу.
Для начала его послали вместе с Аустринем и Имантом в глубокую разведку. На обратном пути они нагнали Анну Лидаку. Она только что получила по цепи письмо и направлялась в усадьбу Саутыни. Девушка обрадовалась, увидя Иманта, — теперь не надо идти к Курмиту. Вручив ему послание, она передала тихонько привет от Эльмара Ауныня и ушла обратно.
— Красивая девушка, — сказал Крауклис, оглянувшись на Анну. Пока заживали раны, он отрастил бороду, и вид у него был довольно дикий, поэтому при встрече с людьми он всегда отходил в сторону. — Наша, что ли?
— Да вроде, — ответил Имант.
Они пошли прямо на базу, чтобы скорее передать послание Капейке. На базе их ждала радостная новость: только что вернулся из путешествия в Москву Ояр Сникер, а вместе с ним прибыла группа новых партизан. Он сидел в землянке с Капейкой, и тот докладывал обо всем, что произошло в его отсутствие. Ояр интересовался каждым вновь принятым партизаном. Сообщение о карательной экспедиции заставило его призадуматься.
— Теперь немцы постараются заслать к нам разведчиков. Я побывал у белорусских партизан, — у них уже случались подобные неприятности. Нам надо быть такими же бдительными, как раньше, на подпольной работе. Самые важные дела придется так законспирировать, чтобы знали только исполнители. Если мы в чем слабы, надо внушить противнику, что именно в этом мы сильны, и наоборот. Только три-четыре человека должны знать наши подлинные силы.
Вместе с Ояром пришли шесть новых партизан, которых он подобрал среди эвакуированных. Двое из них были специально обученные командиры, затем два подрывника, врач и наборщик. До белорусской партизанской базы их доставили на самолете, а дальше они шли пешком.
— Теперь в нашей работе будет система, единый план, — сказал Ояр. — Меньше импровизации. Это хорошо, что вы установили связь с Ригой. С «Дядей» я сам собирался встретиться — мне о нем говорили в Москве. Теперь некоторые операции будем проводить вместе с рижскими товарищами.
Капейка рассказал про путешествие Иманта в Ригу и о том, что он узнал о судьбе своей сестры и матери.
— После этого похода Иманта не узнать. Как-то повзрослел, совсем перестал дурачиться. Говорит мало, а когда люди отправляются на опасную операцию, настаивает, чтобы послали и его.
— Теперь мы все и будем его семьей. Ах, бедный паренек… А я ему купил в Москве учебники, чтобы время не пропадало даром.
Вечером он рассказал Иманту о встрече с латышскими стрелками на фронте.
— А какой город Москва! Как только кончится война, поедем с тобой вместе и все осмотрим не спеша.
— Сначала Ригу надо освободить… — без улыбки ответил Имант. — Мать надо спасти из тюрьмы.
— Ригу мы освободим. Придет Красная Армия и прогонит немцев из Латвии — так же, как от Москвы. Ты разрешишь мне тогда раз-другой переночевать в твоей квартире, пока я не обзаведусь своей комнатой? — улыбнулся Ояр.
— Моя квартира всегда будет твоей, — с мрачной торжественностью сказал Имант.
Ояр не стал больше шутить: мальчик действительно стал намного старше. Это было выстраданное в испытаниях и борьбе совершеннолетие. С ним больше нельзя было говорить, как с подростком.
Ояр разделил своих партизан на три группы, по тридцать человек в каждой. В каждую группу был назначен постоянный командир. В первую группу — Капейка, во вторую — Акментынь, в третью назначили приехавшего с Ояром Паула Ванага. Он воевал в Эстонии и под Ленинградом, а до войны работал в Даугавпилсе учителем.
Каждой роте — так стали называться отдельные группы — к весне надо было выбрать район действия, не ближе пятидесяти километров от соседа, и оборудовать свою базу, чтобы летом работать самостоятельно.
На старом месте оставался Ояр Сникер с центральной группой и штабом. Для связи с главной базой каждую роту со временем надо было обеспечить рацией.
Целыми днями новые командиры совещались в землянке Ояра, изучали карты, выбирали подходящие пункты для своих баз, где имелась бы возможность маневрировать и держать под наблюдением железнодорожные магистрали и шоссейные дороги. Следовало подумать и об устройстве аэродрома, по примеру белорусских партизан, которым и оружие, и боеприпасы, и медикаменты доставляли по воздуху.
Когда все обсудили, Ояр сказал:
— Теперь сообщим о наших решениях в Ригу «Дяде».
Это письмо решили доставить прямо второму звену цепи, минуя первое. К тому же Курмит из Саутыней был мобилизован на вывозку леса, а посвящать в такие дела кого-нибудь другого из его семьи, хотя бы жену, было рискованно.
Оставался один выход — послать Иманта до хуторка Лидака. Для большей верности решили дать ему сопровождающего. Аустринь ушел на заготовку продовольствия, и обратно его ждали не раньше как через два дня. Капейка и Акментынь по горло были завалены работой по подготовке своих рот к перебазированию. Тогда Капейка предложил послать Рейниса Крауклиса — он уже один раз ходил в ту сторону с Аустринем и Имантом.
— Ладно, пусть идет, — сказал Ояр. — Только Имант пойдет впереди, а Крауклис — немного позади, и чтобы не упускал его из виду. Если что случится с одним, второй увидит и вовремя сможет ускользнуть. С Крауклисом ты сам договорись.
Рано утром, до свету, Ояр вызвал Иманта и отдал ему написанное на шелковой бумаге письмо.
— В случае чего ты его скомкай и проглоти. Тебя учили, как надо действовать?
— Я знаю, Ояр.
— Тогда счастливого пути.