Собрание сочинений. Том 1. Лирические произведения

Кирсанов Семен Исаакович

Девичий Именник

Ты искал имен девичьих, календарный чтил обычай, но, опутан тьмой привычек, не нашел своей добычи, И сегодня в рифмы бросишь небывалой горстью прозвищ! Легкой выправкой оленей мчатся гласные к Елене. В темном лике — Анастасья — лепота иконостасья. Тронь, и вздрогнет имя — Анна — камертон, струна, мембрана. И потянет с клички Фекла — кухня, лук, тоска и свекла. Встань под взмахом чародея — добродетель — Доротея! Жди хозяйского совета, о модистка Лизавета! Мармеладно-шоколадна Ориадна Николавна… Отмахнись от них рукою, зазвени

струной другою. Не тебе — звучали эти имена тысячелетий. Тишина! Silence! и Ruhig! Собери, пронумеруй их, — календарь истрепан серый, — собери их в буквы серий, чтобы люди умирали, как аэро, с нумерами! Я хотела вам признаться, что люблю вас, R-13! Отвечаю, умилен: Я люблю вас, У-1 000 000!

Северные письма

1

Севернее! Севернее! В серое! В серебряное! В сумерки, рассеянные над седыми дебрями! Выше! Выше! Севернее! Северней полет… Шумный ветер стервенеет, нескончаем лед. Разве есть на свете юг? Дай ответ! Разве этих синих дуг где-то нет? Холод молод и растущ, холод гол, и гудит полярных стуж колокол. И назад уйти нельзя, задрожав, — выше — в гибель поднялся дирижабль.

2

Сколько дымных белых лет, сколько длинных кинолент замерзало? Сколько темных звезд вослед замерцало? Путешествуем? Путешествуем в снах туманных высот. Мы над северным снегом шефствуем с высоты пятисот. Что за право? Какая охота? Чьи ладони несут миллион ледяных Хара-Хото подо мною внизу?

3

Милая! В таком аду, где и лед кричит «ату», с лету, сразу разберешь, до чего наш мир хорош! Слушай! Мной осиротев, вспомни, вдруг похолодев, на какой я широте, на какой я долготе.

4

Недавно в безмолвную темень, от ужаса сузив зрачки, на самое полюса темя они побросали флажки. Смешные! Зеленые с красным, но белое их замело. Назад возвращаться не страшно, и айсберг принять за мелок. А южнее — лучше, лучше — ближе к лету. Северные люди пели песню эту: «Пимы наши, пумы, чумы наши, шумы, думы наши, дымы кажутся седыми». А южнее — лучше, лучше — ближе к лету. Мурманские люди пели песню эту: «Роба наша — рыба, слава наша — ловля, сельди идут в сети, тропы наши — трапы». А южнее — лучше, лучше — ближе к лету. В Новгороде люди пели песню эту: «Снится мне пшеница, рожь всего дороже, а ячменной жмене на пшене жениться». А южнее — лучше, лучше — ближе к лету. Черноморья люди пели песню эту: «У купальни — пальмы; ляг плашмя у пляжа; камбала рукам была тяжела, как яшма». Ниже! Туже! Туже! Вдруг запахло стужей. Кто-то у Батума обо мне подумал. Ты не проворонишь звук из южных комнат? Может, у Воронежа тоже, может, помнят?.. Льдины, льдины, льдины… Дирижабль, падая на лед, в крик единый разорвался надвое.

5

Предъявляйте

полюсу счет, стиснув брови до морщи, от замерзших уже и еще не замерзших. Отбивая крылья грачам, промерзало и пролетало, сломя голову и крича, голубое тело Латама [3] . Небывало низка земля, не бывало пространства ниже. Сколько градусов ниже нуля и меня, обхватив, пронижет? Но увидит пингвиний съезд, как убит самолет разбегом, как дотягивается SOS, чтоб рукою схватить Шпицберген.

3

Джон Лэтэм (также Латам англ. John Latham; 27 июня 1740 — 4 февраля 1837) — британский врач, орнитолог, натуралист и автор. Примечание сканериста.

6

Этот кромешный округ, граничащий с нами рядом, подписывает картограф словом: «Dediseratum». [4] Парусники-нетопыри так же носили Пири, от ледяных осколков так же спасался Кольгоу. На ледяную крепость шел погибать «Эребус», и, как они, замучен дыбою льдов Амундсен.

4

Desideratum (лат.) — (что-л.) недостающее, желаемое. Примечание сканериста.

7

Спросишь, бегло проглядевши прессу, что за пекло бьет в нас из обреза? Где «Малыгин»? В ледовитом гуде бледнолики и бесследны люди. У какой он нынче параллели? Он спокоен, льды не поалели. За тобою я плыву, «Малыгин», китобоем в этот лед великий, и прилажен парус к верху улиц, такелажем рифмы протянулись. Уплывает, как дельфин — фин-Финляндия. Моря ширится разлив — лиф-Лифляндия. Как медведь пластами лап — лап-Лапландия. Корабля широкий крен — грен-Гренландия.

8

Коду и азбуке выучим айсберги, килем железным в гущу влетим, на повороте нам побороть их, бело-зеленые глыбы льдин. Страшные лопасти в волны вплавивши, мы пробиваем заторы, громы кларнетов и грохоты клавишей в имени той, о которой… Первым теплом, как тобою, обласканный, ветер меня облетает, орден снежинки на меховом лацкане тает, дрожит и не тает…

9

Скоро встретим товарищей, возвратившихся сверху. Скинут шапки да варежки да проделают сверку. Перед днями хорошими шапки теплые стащат, у кого отморожено, а кого недостача… Там, где воет и мечется море, льдом облитое, будет жить человечество голубой теплотою. Будем петь, созывая, кто смелее и гибче, острова называя именами погибших.

Аладин у сокровищницы

Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам. Откройся, Сезам! Я тебя очень прошу — откройся, Сезам! Ну, что тебе стоит, — ну, откройся, Сезам! Знаешь, я отвернусь, а ты слегка приоткройся, Сезам. Это я кому говорю — «откройся, Сезам»? Откройся или я тебя сам открою! Ну, что ты меня мучаешь, — ну, откройся, Сезам, Сезам! У меня к тебе огромная просьба: будь любезен, не можешь ли ты открыться, Сезам? Сезам, откройся! Раз, откройся, Сезам, два, откройся, Сезам, три… Нельзя же так поступать с человеком, я опоздаю, я очень спешу, Сезам, ну, Сезам, откройся! Мне ненадолго, ты только откройся и сразу закройся, Сезам… Стоят ворота, глухие к молящим глазам и слезам.