Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
— Не доктора везете?
— Доктора, доктора… Поберегитесь — раздавим.
Она спрыгнула еще на ходу. Ее подхватили подмышки и кто-то потянул за хлястик шинели.
— Осторожней, пожалуйста. Шестнадцать ступенек вниз. Тут наш ка-пе.
Зажмурившись на мгновение от ослепительного света, она невольно приостановилась на пороге, заметив, что в комнате очень много людей. Кто-то кланялся ей, но она никого не узнала. Смутившись, она вполголоса произнесла, ни на кого не глядя:
— Попрошу лишних выйти.
Никто не двинулся с места. Она догадалась, что ждут ее слова о состоянии майора.
Врач, наложивший повязку, понурившись, сидел у кровати раненого. Ему было не более двадцати пяти лет, и у него был страшно растерянный вид.
— Здравствуйте, майор, — она положила свою руку на желто-бурую потную ладонь Голышева, сразу же угадывая, что раненый потерял много крови, устал и нервничает. — Что произошло?
Молодой врач, пощипывая подбородок, доложил:
— Осколок в легком. Немедленно эвакуировать, по-моему.
Лицо Голышева и главным образом глаза его были между тем ясные, бодрые.
— Эвакуировать? Каков пульс, температура?
Врач подал ей небрежно заполненный листок данных. Читая, она сделала удивленное лицо.
— Только и всего?
Осколок торчал, очевидно, не в легком, а между ребер, но она понимала, что Голышева все равно нельзя эвакуировать в то время, когда его полк дерется за центр города.
Она поглядела в глаза Голышеву. Он заговорщицки подмигнул ей.
— Не будем торопиться, — сказала она, будто ничего не заметила. — Голышев, кажется, не так уж плохо себя чувствует, не стоит его травмировать. Где у вас тут телефон? Я позвоню, что на некоторое время останусь у вас.
— Наши условия настолько примитивны… — с подчеркнутой значительностью в голосе сказал врач, — что в интересах товарища майора…
— Проводите-ка меня к телефону, — прервала его Горева вставая.
Дорогу ей преградил какой-то толстый угрюмый полковник.
— Вы поосторожней, милая барышня. Тут требуется особое внимание, Голышев не со вчерашнего дня на фронте. Я буду звонить профессору Спасскому.
— Мне решительно все равно, с какого дня Голышев и даже вы сами на фронте, хоть с сегодняшнего. А я сама, кроме того, не милая барышня, а подполковник. И, наконец, извольте покинуть эту комнату, потому что вы мне мешаете работать, а профессору Спасскому я позвоню сама.
И она первая вышла из комнаты.
— Где тут у вас телефон?
Она вышла при всеобщем молчании и долго блуждала по коридорам, которые все более углублялись куда-то вниз. Ее никто не пошел проводить, и это разозлило ее до слез. Вдруг тихо приоткрылась дверь впереди. Горева бросилась туда и — оцепенела. Перед ней стояла широченная фигура в черном, с каким-то белым накрахмаленным коробком на голове и с четками в руках. Обе женщины так перепугались от неожиданной встречи, что не могли сказать ни слова.
Вдруг монашка прыгнула в сторону к двери, приоткрыла ее и, как привидение, исчезла за нею. В коридоре между тем раздались голоса — Гореву искали. Несколько человек окружили ее.
— Вы прекрасно всех нас проучили, Александра Ивановна, — сказал высокий худощавый подполковник из армейской разведки, старый знакомый Горевой. — Но звонить в дивизию, на мой взгляд, не стоит.
— Пойдемте, доктор, пойдемте, — стали уговаривать ее и остальные.
— Вы, дорогие товарищи, пожалуйста, оставьте меня с. Голышевым.
— Вы думаете — все же лучше не увозить?
— Уверена. Зачем трясти человека, а главное — зачем увозить из полка накануне победы… Уходите, милые, уходите. Пожелайте ему всего доброго — и чтобы я вас больше не видела!
Она вернулась в комнату Голышева.
Полковой врач с детской настойчивостью бил себя руками в грудь, обращаясь к раненому:
— Да ведь режим — это не то, что вы думаете, Климентий Павлович, это не четыре раза есть и поменьше курить, это…
Тут он обернулся к Горевой.
— Утку отвергает, вы подумайте! А уж о судне боюсь и сказать, — сказал он с ужасом.
— У нас в полку никого нет, чтобы за мной горшки убирать, — горячась, сказал, не слушая своего врача, Голышев.
В комнате опять уже было много людей.
Горева сказала безапелляционно:
— Судно за вами свободно может выносить одна из здешних монахинь. Возьмите переводчика, — добавила она, обращаясь к молодому врачу, — и быстренько договоритесь с монашками.
Голышев, забыв о ране, приподнялся на руках.
— Погодите, с какими монашками? Я тут почти сутки, — он вопросительно взглянул на адъютанта.
Горева рассказала о своей встрече в коридоре. Подполковник из армейской разведки выскочил в коридор, за ним заторопился адъютант Голышева, остальные стали оживленно обсуждать неожиданное открытие Горевой.
— Вы куда-нибудь спешите? — после некоторой паузы спросил ее Голышев, когда они остались одни.
— Мне хотелось быть сегодня в дивизии Короленко.
— Побудьте со мной. Честно скажите — мое положение того-с?
— Судя по вашему общему виду, положение отличное. Только вот что, майор, сейчас я веду сражение. Хорошо? Доверитесь?
— Как солдат солдату.
— Ну и отлично.
Ранение Голышева было не опасным, хотя и довольно тяжелым, и Горева несколько раз подумывала о возвращении в дивизию Короленко. Но она так устала, что не находила сил для сумасшедшей гонки по горящим улицам в жестком, грохочущем корпусе самоходки.