Собрание сочинений. Том 3. Non-fiction
Шрифт:
ИК:…это тоже одно из проявлений легенды, связанной с рок-н-роллом. На самом деле, джазмены были ничуть не лучше. А уж классики! Любой переход в бесплотный мир из мира плотского у чувствительного человека конкретно сносит крышу.
В свое время католическая церковь решала, какие инструменты можно использовать в духовной музыке, и решила, что допустим лишь орган, а в остальных живут бесы. Но ведь и на органе можно сыграть такое, что мало не покажется.
СК: При вашем подходе к музыке в современном российском мэйнстриме вам должно быть скучно.
ИК:
СК: Продюсеры предъявляют не идеологические, а коммерческие требования, потому что они вкладываются в раскрутку.
ИК: А не есть ли деньги одна из форм идеологии? Перечитайте классиков марксизма-ленинизма – это одно из занимательнейших чтений на современном этапе. Чистая экономика возможна лишь в материальной сфере. В искусстве это не работает. Две кассеты стоят одинаково; что же заставляет потребителя покупать ту или другую? Значит, действуют идеологические соображения. Я даже могу назвать, что за идеология царит у нас сейчас, поскольку она принадлежит моему поколению. Это идеология циничного прагматизма брежневских комсомольцев.
СК: В перестроечные годы вы писали: «Страна умирает, как древний ящер с новым вирусом в клетках». Что с этим вирусом?
ИК: Динозавр под воздействием вируса не умер, а мутировал. Ему дали время. Сменив экономическую систему, он сохранил свои главные внутренние идеологические черты. Ну отпали у него какие-то лапы. Это несущественно – сердце по-прежнему бьется. Вирус, оказывается, поразил не те органы. Он воздействовал на то, что ему казалось важным, но это оказалось клыками и когтями, отпадающими и отрастающими вновь в другой форме.
СК: Может ли появиться новый вирус, или у ящера уже выработался иммунитет, и он теперь более жизнестойкий?
ИК: Хороший вопрос. Мне кажется, что пока мы вообще не можем сказать, что с ним будет, как и когда. Мы находимся лишь в начале мутации, и еще неизвестно, что и куда у него отрастет.
Илья Кормильцев против ватных бармалеев
Илья Валерьевич Кормильцев – человек многогранный: по образованию химик, автор текстов группы «Наутилус Помпилиус», музыкант, переводчик, музыкальный и литературный критик…
ЕК: Какой Вам видится ситуация в современной отечественной музыке?
ИК: Современная легкая отечественная музыка переживает этап, который начался после финансового кризиса 1998 года. Он кардинально отличается от предыдущего в первую очередь тем, что происходит реальное включение нашего музыкального бизнеса в мировую систему музыкального бизнеса. Этот процесс идет очень противоречиво и зигзагообразно, сопровождается как попытками стандартизироваться под принятые сейчас в массовой культуре образцы, так и попытками обособиться в сугубо национальных рамках.
ЕК: На Ваш взгляд, этот процесс случайно совпал с финансовым кризисом или нет?
ИК: Нет, это произошло не случайно. Кризис стал переломным моментом, после которого жить по-старому стало невозможно, разорились многие фирмы, не только в музыкальном бизнесе, созданные на первоначальном этапе приватизации социалистического хозяйства, на странных деньгах, со странными намерениями, функционирующие по непохожему ни на что образцу, который сочетал новые моменты с архаичными, унаследованными от советской развлекательной музыки (в смысле организации и подхода).
Кризис подействовал как инсулиновая терапия на все стороны общественной жизни. Этот процесс происходит на таком этапе существования мировой массовой культуры, когда она находится в глубоком кризисе. Россия как всегда готова интегрироваться в какие-то глобальные процессы в тот момент, когда эти процессы находится на стадии глубокого загнивания. Когда у продукта срок годности просрочен, мы на него и наваливаемся. К тому моменту, когда советская культура была готова к интеграции с мировой, она во многом стала напоминать советскую массовую культуру. Такой парадокс. Поэтому процесс интеграции идет сравнительно легко, во всяком случае, намного легче, чем 10 лет назад. 10 лет назад Алсу не могла попасть на «Евровидение» не потому, что у нас не было Алсу или мы были не готовы, просто пропасть между творческими ментальностями была больше. Сейчас этой пропасти нет, на мой взгляд, ее преодолели путем сближения с обеих сторон.
Нам сейчас легче интегрироваться не только потому, что мы стали более цивилизованными и современными, но и потому что они, условно говоря, стали менее цивилизованными. Я не удивлюсь, если скоро кто-то типа Крутого, только посвежее и помоложе, будет играть концерты в «Madison Square Garden», и на них будет ходить не только русская эмиграция. Сейчас выясняется, что у всей мировой попсы одинаковая идеология. Бодрийяр, Фуко и жена его Фукуяма правят миром. До поры до времени.
ЕК: Что Вам нравится в отечественной музыке?
ИК: В настоящий момент в отечественной музыке мне нравится очень мало. Время от времени появляются интересные, но малоизвестные композиции и группы, которые приносят демонстрационки, записи. Из тех, кто постоянно присутствует в эфире, мне никто не нравится. Они никакие, такие ватные бармалеи, в них, условно говоря, ничего нет.
ЕК: Есть сейчас на эстраде не «ватные бармалеи»?
ИК: За последнее время появилась единственная фигура крупного масштаба – это Дельфин. Он – личность, в нем есть энергия. Личность сообщает информацию, а не ретранслирует ее.