Собрание сочинений. Том 3. Упрямая льдина. Сын великана. Двадцать дней. Октябрь шагает по стране. Братишка. Секретная просьба
Шрифт:
– Я крест хочу, – проговорил Лёшка.
– Эна оно чего! Ну, ну, жди ты этого самого креста. Может, тебе, как особо важной персоне, и дадут. Только вот я третий год на войне, да всё ни при крестах, ни при медалях.
– Так вы же, дядя Аким, при кухне.
Пятихатка обиделся.
– Дура, – сказал он и задрал край рубахи.
Лёшка увидел красный рубец, перехвативший солдатский бок. Мальчик поморщился и отвернулся.
– Нет, – проговорил солдат, – смотри. Знай, что на войне всюду пекло. – И опять повторил: –
Каждый день мальчик запрягал мерина, и они с дядей Акимом ехали к передовой, почти к самым окопам, кормить солдат. Собирались солдаты, начинались шутки.
– Генерал, генерал приехал! Аккурат для войны у тебя самое подходящее орудие, – смеялись солдаты над Лёшкиной кухней.
– Хватит! – обрывал балагуров Пятихатка. – Чего привязались? Получил кашу – и будь здоров. Давай следующий.
Прошло несколько дней, и солдаты привыкли к Лёшке. Смотрят на мальчика – родную деревню, дом вспоминают. Теперь уже мало кто смеялся над Лёшкой, а, наоборот, каждый норовил сказать доброе. И лишь один длиннющий солдат, по фамилии Ломов, поглядывал на мальчика косо, чуть что – гнал с передовой и всё говорил о том, что Лёшку надо немедленно отправить с фронта.
– Чего он? – спросил кашевара Лёшка.
– А что? Правду говорит Ломов. Ты бы и впрямь подумал о доме, – отвечал Пятихатка.
Однако возвращаться Лёшка не собирался. Вечером мальчик ложился на спину и смотрел в высокое звездное небо. И представлялся ему тот день, когда он совершит свой первый подвиг и заработает Георгиевский крест. Утром Лёшка вставал и с еще большим усердием начинал крутиться около кухни.
– Старайся, старайся, – говорил Пятихатка. – Может, и впрямь дадут винтовку, может, и взаправду заработаешь крест.
Не получилось
Мысль о кресте не давала Лёшке покоя. «Легче всего, – рассуждал мальчик, – за спасение русского офицера».
И вот Лёшка стал выбирать себе офицера. Делал умно. Высмотрел поручика Иголкина, командира второй роты. Он и на передовой чаще бывает и весом мал – в случае чего, тащить легче. Стал Лёшка, словно тень, всюду ходить за Иголкиным.
– Ты что это? – как-то спросил поручик у мальчика.
– Я вас с поля боя хочу вынести.
– Как – вынести? – не понял Иголкин.
– Ну, вас ранят, я вас и вынесу.
Поручик с удивлением посмотрел на Лёшку. Усмехнулся. А вечером рассказал другим офицерам, и те тоже смеялись. Больше всех хохотал штабс-капитан Дулин.
Рассказы про Лёшкину выдумку дошли и до полковника Громолысова. «Молодец!» – похвалил командир полка, вызвал адьютанта Леща и сказал:
– Ну, каково?! Что я вам говорил?
И надо же? Поручик Иголкин действительно угодил под пулю. Лёшка вначале даже не понял. Смотрит – Иголкин упал. Мальчик бросился к офицеру. Подхватил, поволок. Выбежали солдаты, подняли поручика, а он мертв.
Гибель Иголкина напугала Лёшку. Несколько дней он не решался
– Струхнул, – язвили над штабс-капитаном приятели.
Тогда Дулин пошел к командиру полка.
– Ну что вы, – успокаивал Громолысов. – История с Иголкиным – это случайность. При чем тут мальчик? Это даже похвально, это пример для других солдат.
Дулин ушел ни с чем. А через день штабс-капитана убило.
Теперь уже все офицеры стали бояться Лёшки. «Он заколдованный», – говорили. И едва мальчик за кем-нибудь привяжется – тут же его отгоняли.
Тогда Лёшка решил ходить за самим командиром полка. Выехал однажды Громолысов на передовую, смотрит – а рядом с ним мальчик. Вспомнил полковник про Иголкина, про Дулина, и стало ему как-то не по себе.
– Пошел вон! – закричал Громолысов.
Лёшка отступил, однако недалеко, так, чтобы, в случае чего, успеть подбежать к полковнику. Но командир полка снова увидел мальчика. Плюнул тогда Громолысов и уехал с передовой в штаб, от беды подальше.
– Ты это брось, – отчитывал на следующий день мальчика прапорщик Лещ. – Ты у меня смотри.
Так со спасением жизни русского офицера у Лёшки ничего и не получилось.
Медаль
Как-то солдат Зуев дал Лёшке поносить боевую медаль. Надел мальчик, побежал по окопам. Бежит, а сам норовит так, чтобы грудь вперед – смотрите, мол. И все смотрят.
– Ай да георгиевский кавалер! – смеются солдаты. – Ай да герой!
Забежал Лёшка и в Дудницы. Здесь, около штаба полка, он и столкнулся с прапорщиком Лещом.
Посмотрел Лещ на мальчика строго, спросил:
– Откуда медаль?
Лёшка замер, а Лещ вдруг подобрел, пощупал медаль.
– Хороша, – проговорил. – Хочешь такую?
– Хочу, – произнес Лёшка.
– Ладно, будет тебе медаль. Только вот что, приходи ко мне и докладывай, о чем говорят солдаты. Да фамилии запоминай. Понял?
И не дает с той поры прапорщик мальчишке проходу. Увидит и сразу:
– Ну как, узнал?
Лёшка уж так и сяк: мол, ничего такого солдаты не говорят, больше молчат или спят в окопах. Только Лещ, что репей, пристал – не отцепится.
– Ты у меня смотри! – пригрозил прапорщик.
Тогда мальчик обо всем рассказал Пятихатке.
– Ну, это дело нехитрое, – успокоил Лёшку солдат. И научил, как говорить с адъютантом.
– А у Еропкина из первой роты брюхо болит, – докладывал на следующий день Лещу Лёшка.
– Ну-ну. А еще что?
– А еще Кривокорытов из деревни письмо читал.
– Так, так, – заинтересовался прапорщик. – Так что же в том письме?
– Так в нем разное пишут, – ответил Лёшка.
– Ну, а что разное?