Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
— Поглядели бы вы, как они сегодня на ссыпном пункте работали! — сказал он. — Золотые руки! И потом, это человечки с городским опытом: пробегут они по вашим хатам, по улице — красоту наведут, порядок, «стенновку» выпустят, прохватят кое-кого за беспорядок. Да и ранние груши, кажется, пора собирать, а?
Относительно груш тетя Нюся ничего не сказала, а насчет наведения порядка пробурчала что-то невнятное: что-де пускай за собой лучше б смотрели, чем чужих людей беспокоить.
— Ну, это неверно, это ерунда, тетя Нюся! — возразил
Сергей подумал и, хотя приезд строгой сторожихи явно не сулил ничего хорошего, ответил как можно вежливее:
— Ага.
Показалась Чумакова с миской в руках. За ней шел Бабенчиков.
— Я скворцов не нашла, вчерашнего молока несу! — пронзительно прокричала девочка еще издали.
Тема возможного сторожихиного приезда в сережин город отодвинулась в сторону.
Не успел Бабенчиков присесть, как Семенов начал подробно рассказывать ему о делах в районе.
«Как они все тут хорошо разговаривают друг с другом, — подумалось Сергею, — будто все они взрослые и все одинаково понимают дело».
Дома у Сергея дело шло иначе. Там его считали маленьким, ничего не понимающим ребенком. Уж на что любила Сергея мать, но и она не стала бы ему рассказывать о делах, своих или отцовых, и тем более не стала бы советоваться с ним. А тут все советовались друг с другом, не стесняясь, что одному много лет, а другому мало.
Семенов известил Бабенчикова и о завтрашнем приезде пионеров.
— Но принять их надо будет, Яша, с учетом сегодняшнего опыта, — закончил он, шутливо погрозив пальцем.
— Какого сегодняшнего? — Бабенчиков подозрительно стрельнул глазами в сторону Чумаковой.
— А как вы приняли Емельянова?
— А что?
— Хорошо еще, что парень оказался геройский, — продолжал Семенов, обращаясь теперь уже не только к Бабенчикову, но и к тете Нюсе. — Вам ни гу-гу, а он с утра не ел. А вы и не поинтересовались. Так? А тут его еще пчела в руку укусила. А потом вы его, будьте здоровы, сразу на колоски погнали, голодного-то. Не сообразили, что парень он городской, степного солнца не пробовал, ну он и свалился. А вы, вместо того чтобы его к врачу, купать стали… Нескладно, Яша. Учесть этот опыт на завтра. Есть?
— Есть, — сказал Яша Бабенчиков и подмигнул Сергею, но не зло, а сочувственно: дескать, ты уж извини, накладка получилась.
— А сейчас, ребятки, давайте пойдем на мусин участок, — сказал Семенов, торопливо одеваясь. — Встречу ей небольшую надо устроить. Она должна вернуться вместе с колонной.
— А не они ли едут? — И тетя Нюся, нахлобучив фуражку на лоб и глядя из-под нависшего над глазами козырька вдаль, показала рукой на бегущую по горизонту пыль.
Семенов, ахнув, бросился к велосипеду. Зина Чумакова молча полезла через плетень, чтобы выскочить за село задворками, а тетя Нюся, Бабенчиков и Сергей побежали низом балки.
Пока Семенов выбрался со своим велосипедом на главную улицу села, Чумакова оказалась далеко впереди. Бабенчиков поднажал. Тетя Нюся, к чему-то прислушавшись, вдруг повернула обратно, к саду, и Сергей остался один. Он бежал за Чумаковой и никак не мог ее догнать.
А в сущности ведь именно ему нужнее всего было прибежать первым и хоть на одну минутку прижаться к отцу и самому рассказать обо всем, что произошло с ним в этот неудачный день.
Задыхаясь, Сергей подбежал к отцу в тот самый момент, когда проклятая Зинка уже, видно, докладывала ему обо всем — и отец, в мокрой майке, с бурыми, блестящими от пота руками, но веселый, задорный, тревожно оглянулся, ища глазами сына.
Нарядная, в новом шелковом платье и красной шелковой косыночке, с букетом цветов в руках, Муся стояла рядом с отцом. Она первая увидела Сергея.
— Сергунька! — позвала она его, назвав так, как мог и имел право называть его теперь только отец. — Сергунька, беги скорее!
И ему сразу стало как-то не по себе. «Они там праздновали, фотографировались, им музыка играла, — мелькнуло у него, — а я тут голодный, брошенный, меня тут солнце чуть-чуть не убило…»
Минуя Мусю, он кинулся к отцу и прижался к нему. Сейчас он особенно остро чувствовал, какой он маленький, слабый, как не умеет он переносить лишения. Но Муся, та самая нарядная Муся, на которую ему даже не хотелось сейчас смотреть, подхватила его на руки и, прижав к своему раздушенному платью, подбросила вверх.
— Да ты ж геройский парень! — хохоча, вскрикивала она. — Качайте его, хлопцы, качайте!
И тут его в воздухе перехватил Петя Вольтановский.
— Молодец, Емельянка, не подвел!
Выходило, что Сергей сегодня — самый ударный человек, и все, что недавно огорчало его, вдруг стало каким-то приятным образом оборачиваться в его пользу. В самом деле, не виноват же он, что его укусила пчела, что его ударило солнце — это со всяким может случиться, что он почти не собрал колосков — их вообще было мало.
Главное, он работал.
— Теперь ты, брат, полноправный городской шофер, — сказал Вольтановский, опуская его на землю.
— Правда, пап?
И отец, до сих пор молча и тревожно улыбавшийся, виновато потрепал Сергея по спине.
Отряд городских пионеров прибыл вместе с бригадой артистов. Колхозная молодежь встретила их у околицы села. Бабенчиков сказал речь и преподнес букет цветов высокой, дородной женщине в украинском костюме, с венком на голове. Та поклонилась ему, а потом — Сергей похолодел — привлекла к себе сильной рукой и несколько раз звучно поцеловала в щеку. Пятнышки от губной помады закраснели на лице Бабенчикова, как ссадины. Зинка Чумакова радостно хихикнула, колхозные ребята зашептались, но Сергей, заметив, что Бабенчиков сжал кулаки, вовремя удержался от смеха.