Собрание сочинений. Том 4. Гражданская лирика и поэмы

Кирсанов Семен Исаакович

Соседям

Вы пишете пьесы вы мечете песни к вам дачи и деньги и зисы плывут а мне в летний ливень куда интересней смотреть как на стеклах дождинки живут вы в ваши квартиры несете картины пейзажи плюмажи жу-жу для бе-бе уютен и розов мирок меркантильный а ну вас живите — я сам по себе

Тебетанье

Ты

боярышня моярышня мне щебечешь — я твоярышня но сказала — ни за что не рассказывать товарищам убежала как змея или ящерица ты не ты и не моя ты не настоящерица ты щебечешь я тебечу я земляк воробичу птиц летящих нам навстречу тебетанью обучу

Как быть

Стихи стихами а в сущности вопрос не решен о важном как быть а) облакам несущимся б) неподвижным башням у облак свои особенности у башен другие данные там легкие пара области тут каменные создания у башен нет плавучести у них постоянная форма облако ж может вспучиться текуче оно и спорно напрашивается вывод к чему все эти искания так вот я туча — а вы вот башня и вся из камня каменная вы барышня и я проплываю мимо но все-таки туча башне в пейзаже необходима

Комментарий к закату

Сегодня был закат особенно багров весь день из облаков черт знает что лепили и вот из за бесформенных бугров как на подушках головы поплыли носами вверх в небесный океан качая в зареве свой лоб неимоверный запятнанным челом проплыл Иоканан над красной бородою Олоферна плыла Антуанетты голова была к лицу ей розовая сфера а в метрах сорока увила синева забрызганные букли Робеспьера на голове одной был золотой венок по юное лицо сокрыто было в тайне а снизу виден был лишь шейный позвонок и раковинка нежная гортани вот Кочубея глаз мигнул исподтишка мол и для вас топор и плаха наготове и Разина чубатая башка усы макала в солнце цвета крови все это не к добру и думаю не зря взгляд этих облаков меня приводит в трепет что за ночь начудит и что под утро слепит из новых облаков кровавая заря

Уравнение с двумя неизвестными

Я бедный солдат я серый на сером я грубо обруган своим офицером с Георгием медным поручик лежит у железных колючек теперь мы равны мы оба обрубки у нас отекли бронхиальные трубки тупея от пота и скуки до нитки обшарили нас потаскухи тут замок стоит поместье магната покорно пасутся быки и ягнята и пахнет накошенным сеном и полдень стоит золотым воскресеньем и колокол бьет и ни тучки

ни ветра но если копнуть на неполных полметра два серых скелета два серых на сером один был солдатом другой офицером

Зоосадное

Я тучный зверь я носорог и у меня есть добрый бог он только маленькая птица она мне на спину садится бог в феврале летит на юг бог ищет друга носорога в чьей коже есть личинки мух чтобы позавтракать немного пусть чистит перья пусть пищит я завтрака не потревожу я буду для него тащить из ила сморщенную кожу и лишь умчится — возреву и взрою воду костью рога я носорог что наяву бываю островом для бога

Второе зоосадное

Где веток ивы низкий ливень при австралийской странной фауне я ухожу на шхуне в плаванье для встречи с птицей киви-киви свой свайный дом с заботой строя словами буду петь понятными вот мой язык для встреч с пернатыми кого — кого? с чем — с чем? кто я — кто я? и утконос как на рисунке со мной уедет в лодке тонущей и хитрые глаза детенышей у кенгуру в пушистой сумке

И последнее

И так воображенья чудо я вел на поводу как одногорбого верблюда в зоологическом саду но что с того что одногорбый — он чудо все равно он золотою шерстью морды гляделся мне в окно он положил глаза участья мне молча на плечо но чудо может превращаться во что-нибудь еще то в длиннохвостого фазана то в сказку из Перро то в дверь с заклятием Сезама то в вечное перо

Xрисанф Семенов

ВЫСОКИЙ РАЁК

Встреча с прозой

Проза становится в позу и говорит: — Я стихи! — Хи-хи, — ухмыляются рифмы. — Хи-хи! А мы совсем не стихи! — Проза откидывает прядь, заворачивается в плащ, изображает плач, морщит бровь для серьеза, а рифмы хихикают: — Ты не стихи, ты проза! Ты пошлая, нудная проза, у тебя линованая бумага внутри, прочерниленная целлюлоза. А ну, посмотри: в распахнутой куртке стоит слово и курит. Пепел растет на окурке. Слово видит коралловый риф, огоньком прорастающий в пепел. Вулкан и вокруг океан. Вулкан — Попокатепетль. Нет, опять коралловый риф! Полипы рифм подымают обрубки рук, как в Помпее в день извержения. Это поэзия ищет и ждет выражения и не чувствует, что пальцы окурок жжет. Слово смотрит и ждет, просто, как пассажир паровоза. Ни плаща, ни пряди, ни строф. Эх ты, проза!..

Все в прошлом

Жила в усадьбе помещица: ложечкой чай помешивается, сирень у оконца свешивается. У каждой двери свой скрип, на стенке сушится гриб, в банке стоит варенье, засахаривается и жижится. Фета стихотворение заложено лентой в книжице. А у помещицы нет детей. Навощены паркеты холеные, нету в передней ни шуб, ни шляп, ни тростей. Сто лет стоят перед домом колонны и ждут гостей. Ждут, а гости все не идут. И дом все пустей и пустей. Уже придумано радио, автомобиль обтекаемый. В небе полосы от скоростных ракет. А в доме пыль покрыла паркет. Никого нет. Ни тень, ни слово не померещатся — хоть ходи от угла до угла. А я не сказал, что живет помещица… Когда-то жила…