Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
В прошлом году из Узбекистана в Крым перегнали десять тысяч каракулевых овец. Три месяца продолжалось это труднейшее путешествие огромной отары, сначала железной дорогой до Красноводска, затем морем в один из портов Астраханской области и отсюда сальскими и украинскими степями в Крым.
В этом году сто десять степных и тридцать пять предгорных колхозов Крыма начнут выкармливать тутовых и дубовых червей-шелкопрядов и дадут стране больше пятнадцати тонн коконов. В этом году семь инкубаторных станций дадут к первому июля полмиллиона цыплят. В этом году в колхозах только одного Нижнегорского района будет высажено на приусадебных участках и на улицах деревень двадцать пять
Самым безжизненным в Крыму было море. Оно долго не подавало признаков возрождения, пока с ним не произошло то же, что и с горами, и с заводами, и с санаториями.
Однажды вечером густая, низкая октава пароходного гудка раскатом грома прошла над городом. Все выскочили узнать, в чем дело, и не поверили своим глазам: в порт входила элегантная «Украина». На набережной были уже толпы народа, на молу кричали «ура!»
Это был первый пассажирский пароход с 1941 года. Он принес с собой как бы окончательное и бесповоротное возвращение к мирным дням и мирным мыслям. И будто этой бархатной октавы только и ждали морские пространства, — на утро застрекотали моторные рыбачьи баркасы, прошли на горизонте парусники, пробежали с каким-то грузом быстроходные баржи, пришвартовался к разбитому молу танкер, и на единственном уцелевшем причале появились многочисленные любители с удочками. Некоторые приехали со своими удочками из-за Урала.
И это было уже своеобразной морокой весной.
Парус на Черном море будит многое множество воспоминаний. Первый парус на этом море был поднят первыми хозяевами Крыма — может быть, еще скифами. Недаром Гомер одним из героев своей «Илиады» сделал быстроногого Ахиллеса, тавро-скифского князя, вероятнее всего из района Пантикапеи (Керчи), как предполагали осторожные в своих догадках русские ученые. Флот Олега был, должно быть, уже могуч, если князь сумел добраться до Босфора и прибить свой щит к цепям, запирающим пролив, к этим своеобразным вратам Цареграда. А потом, при Владимире, киевские ладьи при червленых стягах высадили первый русский десант у Херсонеса и взяли эту крепость.
То был второй выход российского флота за пределы земли своей, сразу определивший, за кем быть морю. И еще Геродот наименовал его Русским.
Таким оно навсегда и осталось. Ни одному морю не повезло так в наших песнях, как морю Черному, потому что никакое другое из русских морей не сыграло такой огромной роли в жизни Руси, как это самое, так называемое Черное.
До сих пор еще спорят, почему оно названо Черным, и никак не придумают толкового объяснения.
Черным оно прозвано турками, но Кара-Дениз можно перевести не только как Черное море, но еще и как «злое море», «неприветливое» или «негостеприимное».
А в самом деле, с чего же ему быть приветливым и как вообще турки могли иначе назвать его, как не «злым морем», если столетия подряд запорожцы на своих «двуглавых чайках» хозяйничали от Гезлева (Евпатории) до Кафы (Феодосии) и от Кафы до Трапезунда и Синопа? Да, недобрым, неласковым, чужим, черным морем было оно в самом деле для турок. Судите сами. В октябре 1575 года запорожский гетман Богданко Ружинский ворвался с казаками за Перекоп, пробился сухопутьем к Евпатории, оттуда на кожаных лодках переплыл море, взял Трапезунд, овладел Синопом и угрожал самому Стамбулу.
В 1589 году запорожцы с кошевым атаманом Кулагой на малых стругах атаковали турецкие кочермы (парусные корабли) у Евпатории и пожгли их. Спустя двадцать пять лет запорожцы на своих утлых ладьях, не заходя в Крым, одним духом перевалили море, взяли и опустошили Синоп, сожгли суда у его пристани и освободили множество пленных христиан, а через год осмелели, подожгли на Босфоре, в окрестностях Стамбула, две султанские пристани. Проходит еще год, и двести запорожских «чаек», ведомые лихим Сагайдачным, разбивают у Евпатории эскадру Али-паши, обходят Крым с юга, берут десантом Феодосию и, выведя из нее более тридцати тысяч невольников — украинцев, поляков и русских, — добираются до Синопа и Трапезунда и, сравняв оба города с землей, возвращаются к родному Днепру.
Да разве мыслимо так себя вести в чужом, злом, нерадостном, черном каком-то море? Да никогда же! Да ни за что!
Проходит год — и запорожцы с Барабашем в самом Стамбуле. Еще год — и на Украине, после взятия казаками турецкой Варны, родилась песня:
Була Варна здавна славна. Славни ж Варны — козаки!Еще три года — и запорожцы с атаманом Шило опять в Стамбуле, — жгут кочермы перед султанским дворцом, на глазах самого падишаха. Затем начинается эпоха кошевого Ивана Серко, когда русские люди с Днепра хозяевали на своем море, как хотели. Северный ветер в Синопе называли «казацким». «Задул норд — жди «чаек», — говорили в Синопе.
Давно нет запорожцев, но свежи предания о них и жива их удаль и, как и в те давние годы, запросто одолимо родное, до последнего мыска изъезженное, испробованное веслами, истыканное баграми море.
Зимой пошла хамса из Азовского в Черное и на короткий срок столпилась в проливе у Керчи — только успевай брать! И точно клич кликнули по морю — за ночь, за две слетелись из-под Азова, с устьев Кубани, из Очакова и Геленджика, из Сухуми и Батуми русские, украинцы, абхазцы, грузины. Лодки — как только на воде держатся: паруса латаные, снасть худая, провоевала всю войну без ремонта, но сколько у всех простой удали, ничуть не удивительной и в то же время почти безграничной, чудесной во всех своих проявлениях. А зимою в Керченском проливе — не сласть, любого морского волка тут качка одолевает, словно новичка, а настырный сквозняковый ветер — «кружало» — выдувает мозги из самых крепких голов!
Да ведь на своем море, на своем дворе любая беда проста.
Воспоминания о том, что было, без труда переплетаются с мыслями о том, что будет.
Года через четыре Крым будет неузнаваем. За это время он изменится, пожалуй, больше, чем за минувшие тридцать, — и изменится не в пустяках, а в самых основных своих чертах.
Кто-то из исследователей и знатоков Крыма сказал: «Самые лучшие места Крыма в сущности еще не известны вследствие бездорожья». В самом деле, если говорить о южном береге Крыма, мы знаем главным образом его береговую часть, почти не знаем предгорья и понятия не имеем о гребне хребта. А там — изумительные сосновые леса, альпийские луга, сказочной красоты ландшафты.
Так вот, в течение первой послевоенной пятилетки южное побережье Крыма будет опоясано электрической железной дорогой. Жизнь, обычно довольно дорогая здесь из-за отсутствия дешевого транспорта, сразу во много раз подешевеет. Приток туристов и отдыхающих вырастет в три-четыре раза. В предгорье, в зоне сосновых лесов, там, где сейчас дико и пусто, будет построено несколько домов отдыха и туристских баз. Несмотря на приток людей, Крым перестанет ввозить овощи из Украины, ибо за эти годы отлично научится производить их у себя, да и не как-нибудь, а по два-три урожая в год.