Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Отнюдь нет! Принятием мотивированного перехода к очередным делам Собрание постановляет, что оно, напротив, существует для того, чтобы делать историю несуществующей. Впрочем, это тоже способ «делать историю».
«Я напоминаю изречение Верньо, что революция склонна пожирать своих собственных детей».
Увы, нет! Скорее она близка к тому, чтобы ее пожрали ее собственные дети!
Г-н Ридель открыл, что под предложением Берендса «следует понимать не только то, что просто заключено в словах, — за этим скрывается принципиальный спор». И этой жертвой «высшего нравственного взгляда» является тайный архивный советники профессор!
На сцену выступает
«Революция — это нечто такое, что прямо противоречит нашему современному религиозному и нравственному сознанию… Революция — это деяние, которое, правда, считалось великим и славным у древних греков и римлян, но в христианском мире…» (Резкие возгласы. Общий шум. Эссер, Юнг, Эльснер, председатель и бесчисленные голоса вмешиваются в прения. Наконец, модному проповеднику удается возобновить свою речь.)
«Во всяком случае я не признаю за Собранием права голосовать по поводу религиозных и нравственных принципов; по поводу таких принципов не может голосовать никакое собрание» (? и консистория, синод?). «Желать декретировать или заявлять, что революция — это высокий нравственный образец или что-нибудь другое» (значит, вообще что-нибудь), «представляется мне равносильным желанию Собрания вынести постановление о том, что существует бог, или что его не существует, или что существует много богов».
Так оно и есть! Дамский проповедник благополучно снова перевел вопрос в область «высшего нравственного взгляда», и теперь вопрос этот, естественно, подлежит компетенции лишь протестантских соборов или синодов, этих фабрикантов катехизиса.
Слава богу! После всего этого высоконравственного словоблудия выступает, наконец, наш Ганземан. Имея дело с таким практическим умом, мы чувствуем себя в полной безопасности от «высшего нравственного взгляда». Г-н Ганземан целиком отметает нравственную точку зрения одним-единственным пренебрежительным замечанием:
«Располагаем ли мы, спрашиваю я вас, достаточным досугом, чтобы пускаться в подобные принципиальные споры?»
Г-н Ганземан вспоминает, что вчера один депутат говорил о рабочих, не имеющих средств к существованию. Г-н Ганземан использует это замечание для искусного хода. Он говорит о нужде рабочего класса, высказывает сожаление по поводу его нищеты и спрашивает:
«В чем причина-всеобщей нужды? Я полагаю… каждый испытывает такое чувство, что у нас еще нет уверенности в прочности всего существующего, пока еще не упорядочен наш государственно-правовой строй».
Г-н Ганземан говорит в данном случае от всей души. Доверие должно быть восстановлено! — восклицает он, — и лучшее средство для восстановления доверия — это отречение от революции. И затем оратор министерства, которое «не усматривает никакой реакции», распространяется в устрашающих выражениях на тему о важности дружественного расположения со стороны реакции.
«Заклинаю вас содействовать единению всех классов» (нанося оскорбление классам, совершившим революцию!); «заклинаю вас содействовать единению между народом и войском; подумайте о том, что на войске покоятся наши надежды
Как смеялись, должно быть, реакционеры, видя, как столь решительный обычно Ганземан нагоняет страх не только на Собрание, но и на самого себя!
Эта апелляция к страху крупных буржуа, адвокатов и школьных учителей палаты оказала большее воздействие, чем все чувствительные фразы о «высшем нравственном взгляде». Дело было решено. Д'Эстер ринулся еще в бой, чтобы парализовать произведенное впечатление, но напрасно: прения были прекращены, и 196 голосами против 177 был принят мотивированный переход к очередным делам, предложенный Захарие.
Собрание, таким образом, вынесло само себе осуждение, показав, что не имеет собственного суждения.
Написано Ф. Энгельсом 13–14 июня 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 14–17, 14–17 июня 1848 г.
Перевод с немецкого
ПОЛОЖЕНИЕ ПАРТИЙ В КЁЛЬНЕ
Кёльн, 16 июня. Несколько дней тому назад здесь состоялись дополнительные выборы, которые самым убедительным образом свидетельствуют о том, как изменилось положение партий со времени всеобщих выборов[52].
Г-н полицейдиректор Мюллер, заместитель депутата Франкфуртского собрания, был избран депутатом Берлинского собрания от Гуммерсбаха.
На выборах было выставлено 3 кандидата. Католическая партия выдвинула г-на Пельмана, конституционная партия (Союз граждан)[53] — г-на адвоката Фая, демократическая партия — г-на адвоката Шнейдера II, председателя Демократического общества (Штольверкского)[54].
При первом голосовании (голосовало 140 выборщиков) г-н Фай получил 29 голосов, г-н Пельман — 34, г-н Шнейдер — 52 голоса. Остальные голоса разделились.
При втором голосовании (139 голосов) г-н Фай получил 14, г-н Пельман — 59, г-н Шнейдер — 64 голоса. Таким образом, демократическая партия еще имела все возрастающее большинство голосов.
При третьем голосовании (138 голосов) г-н Фай, наконец, не получил ни одного голоса. Г-н Шнейдер получил 55, г-н Пельман — 75 голосов. Следовательно, господа из Союза граждан из страха перед членами Штольверкского общества отдали свои голоса кандидату католической партии.
Результаты этих голосований показывают, как сильно изменилось здесь общественное настроение. Во время основных выборов демократы повсюду были в меньшинстве. Во время этих дополнительных выборов из трех борющихся партий безусловно самой сильной оказалась демократическая партия, и она могла быть побеждена только при условии противоестественной коалиции двух других партий. Мы не упрекаем католическую партию за то, что она согласилась на эту коалицию. Мы подчеркиваем лишь тот факт, что конституционалисты исчезли.